RussiaPost.su Глобальная политика
За окном происходит Россия. Россияне перезимовали зиму, перезимовали весну. И уже готовятся зимовать лето. Часть граждан в знак протеста ходит в футболках и синие, часть так и не смогла расстаться с тулупами и валенками.
Одним словом, все нормально.
На экраны тем временем вышел очередной шедевр отечественного кинорежиссера Андрея Звягинцева. Фильм «Нелюбовь», как и прошлая его картина «Левиафан», уже собирает восторженную критику.
Хочу сразу сказать: я не смотрел новое кино Звягинцева.
И не буду смотреть.
Не хочу.
Да мне и не надо.
Татьяна Шорохова: «В нестандартном голливудском фильме герои нашли бы поддержку у своих новых возлюбленных, но Звягинцев опять же гораздо реалистичнее. Он показывает, как родительская ненависть расползается на детей, внуков и пускает корни глубже. Как нелюбовь отравляет существование людей, которые пытаются жить по общепринятым стандартам. Появление нежеланного ребенка не сделает семью счастливой, но кто задумывается об этом, когда общество требует соблюдения «традиционных ценностей»?
Егор Москвитин: «Звягинцев в очередной раз препарирует больное общество, но теперь ему не хочется тратить время на наркоз».
Мария Чемберлен: «Зеркало Звягинцева — не самое приятное из зеркал, в которых можно увидеть свое отражение, но зато самое точное».
Донос на всех
Эта колонка — не рецензия на фильм Звягинцева «Нелюбовь». Мне не интересно это кино. Мне не интересен Звягинцев. Смотреть его фильмы, с моей точки зрения, столь же осмысленно, как и рассматривать труп дохлой кошки, выкапывая ее раз или два в год. Процессы понятны и без осмотров, а внешний результат не привлекает, если ты ничем не болен.
Что я хотел бы обсудить, так это слово «мы», которое так часто употребляется в подобной кинопродукции и в рецензиях на нее.
И вот это я считаю важным поводом для разговора.
Скандал в «Гоголь-центре»: к ним приехал ревизор
Все эти рецензии на Россию, похожие по интонациям на диалог кулинарного критика и истерящего повара: «— Где маслины? Где авокадо в солянке, я вас спрашиваю? — Так пусть же я умру!» — грешат одним приемом. На экране, на бумаге, по телевизору и по радио происходит нечто, имитирующее покаяние с употреблением слова «мы».
Квинтэссенцией подобного обобщения можно было бы назвать фразу «Ад несем мы в себе», которую в фильме Павла Лунгина «Царь» митрополит Филипп бросает в лицо Ивану Грозному.
Предполагается, что произносящий и воспроизводящий эти штампы является как бы типичным представителем русского народа или же его прогрессивной частью — и на этом основании имеет право покаяться за что-либо от имени всего русского народа. Самообличиться и возглавить очищение.
Предполагается, что говорящий «мы» сумел подняться на некую моральную высоту, по аналогии с пророками древности, и зовет остальных последовать за ним.
Но на самом деле перед нами классический случай жульничества.
И стукачества.
Если внимательно посмотреть на то, как общались пророки с народом Израиля, обличая его и требуя вернуться к Богу и благочестию, то увидим, что ни один из них никогда не говорил «мы». Пророки всегда обращались к народу евреев на «вы». И дальше после «вы» часто шли такие слова, что…
Пророк признавал свою отдельность от народа в вопросе отношения к Богу и морали и свою ответственность за такую позицию. А также право народа его не слушать, гнать, порицать и оправдываться.
Здесь же притворное единство, которого на самом деле говорящий не чувствует, так как полагает себя частью некоего прогрессивного по отношению к народу общества, лишает обличаемый народ возможности оправдаться, не соглашаться и спорить. И при этом снимает с говорящего «мы» ответственность. Ведь он как бы и не обличает вовсе — что требовало бы от него быть лучше и совершеннее обличаемого, — а тоже кается: якобы он и сам такой же.
И любое недоуменное «А кто вас уполномочил?» тут же натыкается на возмущенное «Это мое право выражать свое мнение о себе же». Хотя на само деле это не покаяние одного за всех, а в чистом виде донос одного на всех — без возможности спорить.
Просьба об эвтаназии
Что мы имеем в результате этих покаяний-доносов?
Критик The Guardian Питер Брэдшоу отмечает: «Любви нужны правильные условия, благодатная почва для роста, и Россия в фильме Звягинцева оказывается бесплодной почвой. «Нелюбовь», возможно, не обладает очевидным размахом и универсальностью «Левиафана» и, скорее, ближе к едкой камерной драме «Елена». Но мастерство и страсть, с которой она сделана, очевидны».
Эрик Кон из IndieWire называет свою рецензию соответствующим образом: «В «Нелюбви» Россия — это место, где семьи умирают». И далее сообщает: «Как обычно у Звягинцева, персонажи со всеми их недостатками заслуживают меньше осуждения, чем система, их окружающая. Фрагменты радио- и телевизионных новостей на протяжении всего фильма намекают на то, что мир трещит по швам: российское правительство использует СМИ как машину пропаганды, растет страх перед апокалипсисом».
К коллегам присоединяется Стив Понд из The Wrap: «Как и «Левиафан», «Нелюбовь» — это беспощадный портрет эмоционально, этически и физически опустошенной страны».
Дурак и стеклянный предмет: Роман Носиков о приговоре блогеру Соколовскому
Что хочется отметить в связи с этим?
Во-первых, на себя посмотрите, кикиморы заморские.
А во-вторых, перед нами — не более, не менее — благосклонное принятие европейскими врачами прошения «родственников русского народа» об эвтаназии. Как следует из петиции, русский народ не живет и не любит, а мучается.
Все эти люди — режиссеры, критики, писатели, философы — заняты в индустрии выдачи Западу справок о том, что русский народ сам желал бы прекратить свое бытие, но, по причине темности и неспособности говорить человеческий языком, не может. И поэтому они говорят от его имени.
Вопрос, который задавал Стинг: «Любят ли русские своих детей?» — получил ответ от режиссера Звягинцева: «Нет. Русские своих детей ненавидят». Подразумевается: потому что русские — не люди.
И все эти заламывания рук, страдальческие гримасы, приступы сострадания и совести вдруг оказываются обычным ритуалом, который проделывают родственники, чтобы получить уже, наконец, в свое распоряжение квартирку «безнадежно больного и напрасно страдающего» народа.
