Михаил Хазин. Комментарии к интервью Путина для «Bloomberg»

Комментарии Михаила Хазина к интервью:

Дж.Миклетвейт (как переведено): Господин Президент, спасибо большое, что согласились поговорить с Bloomberg. Мы во Владивостоке находимся, на границе России, – Тихоокеанское побережье, практически граница, – и это уже второй ВЭФ, который будет проводиться. Что Вы планируете достичь в рамках этого форума?

Для начала — общие рассуждения. Которые апеллируют к нашей с Сергеем Щегловым книжке «Лестница в небо». Как следует из книжки, есть — элита, которая и принимает стратегические решения (в рамках элитного консенсуса) и построенная на феодальном принципе управленческая пирамида ( в которой есть как прямые связи типа «вертикали власти», так и подчинение в рамках властных группировок). До недавнего времени элитный консенсус определялся интересами финансовой элиты (главная проблема «старых» элит, что на рубеже 70-х — 80-х годов они, до истерики испугавшись СССР, слишком много власти дали финансистам). При этом, ни в СССР, ни в России, представителей мировой элиты не было, были только отдельные лица, включенные в эту элиту на правах «личного дворянства» (типа Примакова). А настоящие, наследственные представители, были убиты в 1917-18 годах, причем, скорее всего, с подачи Британии (недаром она отказалась Николая II принимать). Судя по всему, они считали, что без представителей мировой элиты Россия станет просто территорией и рассчитывали ее «окучить». Но не учли феномена Сталина. Интересно, его вообще можно было учесть? Гения такого масштаба?

В любом случае, Россия сегодня представляет собой очень странный феномен. В частности, Путин, в некотором смысле, явный аналог Сталина (исторический аналог, как сам Сталин был аналогом Ивана Грозного и Петра I в части проведения модернизации страны и необходимостью борьбы с олигархами для решения этой задачи). Скорее всего, не обладая его способностями в полном объеме (интересно, а кто еще такими способностями обладал?), он, тем не менее, явный игрок . И к его способностям и желаниям играть мировые игроки явно не приспособлены. Почему? А дело в том, что та модель, которая выстраивалась с 1944 года (а с 1981 года — практически без альтернативы), сегодня явно зашла в тупик. И получилась смешная ситуация — миром правят финансовые элиты, а будущего у финансового мира нет. Именно по этой причине «старые» элиты и выдвинули Трампа — именно он должен отстранить «финансистов», которые просто не справились с ситуацией после гибели СССР. Это даже Бжезинский отметил. То есть, первую задачу, ликвидацию главного врага, они решили, а вот со второй вышли накладки. И, судя по всему, решение менять финансистов принято. Впрочем, об этом позднее. А пока можно отметить, что управленческая элита во всех странах мира выстроена под финансистов — которые никакого стратегического плана предложить уже не могут. Соответственно, чиновники начинают «плавать», поскольку предлагать миру старые схемы они уже не могут (засмеют), а новых — просто нет. Не очень даже понятно, кто их должен давать. В результате, Путин, который, пусть в мировую элиту и не входит, но — игрок, переигрывает их «на раз». И по этой причине у Путина одна задача (точнее, два ее варианта): либо нужно, все-таки, хоть тушкой, хоть чучелкой, войти в мировую элиту, либо — нужно эту элиту разогнать и создать новую. С собой в составе. Именно исходя из этих задач я и предлагаю читать это интервью.

В.Путин: Мы не торгуем территориями, хотя проблема заключения мирного договора с Японией является, конечно, ключевой и нам бы очень хотелось с нашими японскими друзьями найти решение этой проблемы. У нас ещё в 1956 году был подписан договор, и, на удивление, он был ратифицирован и Верховным Советом СССР, и японским парламентом. Но затем японская сторона отказалась его выполнять, а затем и Советский Союз как бы свёл тоже на нет все договорённости в рамках этого договора. 

Несколько лет назад японские коллеги попросили нас вернуться к обсуждению этой темы, и мы это сделали, мы пошли навстречу. За предыдущие пару лет не по нашей инициативе, а по инициативе японской стороны фактически эти контакты были заморожены. Но сейчас наши партнёры проявляют желание вернуться к обсуждению этой темы. Речь не идёт о какомто обмене, о какихто продажах. Речь идёт о поиске решения, при котором ни одна из сторон не будет чувствовать себя внакладе, ни одна из сторон не будет чувствовать себя ни побеждённой, ни проигравшей.

Вот, типичный пример. Интервьюер пытается вывести Путина на банальные рассуждения, «сколько» и «куда». А он — выводит ситуацию на стратегическую позицию,. Я ее уже много раз объяснял, поэтому в детали вдаваться не буду, но базовый смысл — Япония войдет в Евразийский экономический союз. Представитель Блумберга, то есть — исполнительный чиновник «финансистов» об этом прямо сказать не может, нет у него таких полномочий, обсуждать тему в таком варианте, в результате Путин выглядит мудрым руководителем, которого спрашивает немножко наивный мальчик. Это не следствие количества мозгов (хотя представитель Блумберга мог бы строить вопросы и более качественно), это просто отличие позиций. Тактик в рамках проигранной стратегии всегда выглядит немножко идиотом.

Дж.Миклетвейт: Но а вы сейчас к этой сделке близко подошли? Ближе, чем в 1956 году? 

В.Путин: Я не думаю, что ближе, чем в 1956 году, но, во всяком случае, мы возобновили диалог на этот счёт и договорились о том, что наши министры иностранных дел и соответствующие эксперты на уровне заместителей министров активизируют эту работу. Конечно, это всегда является и предметом обсуждения и на уровне Президента России, и Премьер-министра. 

Уверен, что, когда мы будем встречаться с господином Абэ здесь, во Владивостоке, мы также будем эту тему обсуждать, но для того, чтобы её решить, она должна быть очень хорошо продумана и подготовлена, повторяю ещё раз, на принципах не нанесения ущерба, а наоборот, на принципах создания условий для развития межгосударственных связей на длительную историческую перспективу. 

Дж.Миклетвейт: Действительно, мне кажется, что территория на восточном фланге Вас не так сильно волнует. Вы остров Тарабаров, например, Китаю отдали в 2004 году, а вот Калининград, например, может, тоже отдать? 

В.Путин: Мы ничего не отдавали, это были территории, которые являлись спорными и в отношении которых мы вели переговоры с Китайской Народной Республикой в течение 40 лет – хочу это подчеркнуть, 40 лет, – и в конце концов нашли компромисс. Часть территории окончательно закреплена за Россией, часть территории окончательно закреплена за Китайской Народной Республикой. 

Хочу подчеркнуть, что это стало возможным исключительно – это очень важно – на фоне очень высокого уровня доверия, которое сложилось к тому моменту между Россией и Китаем. И если мы добьёмся такого же высокого уровня доверия с Японией, то и здесь мы можем найти какието компромиссы. 

Но есть принципиальная разница между вопросом, связанным с японской историей, и, скажем, с нашими переговорами с Китаем. В чём она заключается? Она заключается в том, что японский вопрос возник как результат Второй мировой войны и закреплён в международных документах, связанных с результатами Второй мировой войны. А наши дискуссии с китайскими друзьями по пограничным вопросам ничего общего со Второй мировой войной и с какимито военными конфликтами не имеют. Первое. Вернее, это уже второе. 

А третье – что касается западной части. Вы сказали про Калининград. 

Желание журналиста (а как его еще назвать? На аналитика или, тем более, на политика он никак не тянет) понятно: он все время хочет вытащить Путина на коммерческую позицию. Типа, сколько вам нужно дать, чтобы вы опять что-то отдали. А Путин все время возвращается на позицию имперскую. Более того, он четко делит систему отношений, что по итогам II Мировой войны (а Запад потратил много сил на то, чтобы разрушить «Ялтинский мир») и систему двухсторонних отношений. Опять-таки, очень грубо: это наши отношения с Китаем, вас они не касаются. А отношения с Японией утверждены по итогам Мировой войны, они приняты общим консенсусом.

В.Путин: А я Вам скажу без всяких шуток. Если комуто хочется начать пересматривать итоги Второй мировой войны, давайте попробуем подискутировать на эту тему. Но тогда нужно дискутировать не по Калининграду, а в целом по восточным землям Германии, по Львову, который был частью Польши, и так далее, и так далее. Там есть и Венгрия, есть и Румыния. Если комуто хочется вскрыть этот ящик Пандоры и начать с ним работать, – пожалуйста, флаг в руки, начинайте.

Ну, тут все понятно. Тут Путин просто вытащил журналиста в поле, на котором он находиться не в праве. И тот сразу же дал «обратку» — очень страшно такое обсуждать, нет разрешения, нет позиции. А Путин — игрок, у него позиция есть. Это опять типовая ситуация — у журналиста задача, представить Путина рядовым диктатором не самой влиятельной страны. Это, конечно, не соответствует реальности, но это консенсус мировой финансовой элиты и все, кто ей подчинен (а уж журналист Блумберг так точно, хотя бы в рамках корпоративной этики), обязан подчиняться. И то, что он вхож в Бильдельберский клуб ничего тут не меняет, напротив, он отлично знает, что бывает за непослушание. Но Путин не ведется и выводит его в реально серьезное политическое поле — и парень реально пугается. И даже не столько высказать свое мнение (оно, может, и есть), а того, что в результате не будет выполнена задача по выстраиванию «правильного» образа Путина. Отметим, что сам Путин всю позицию не очень-то и раскрывает, для того, чтобы его собеседник «потерял лицо» оказалось достаточно просто уточнить вопрос с более глубоких позиций.

Дж.Миклетвейт: А про Китай могу ещё спросить? В 2013 году Вы сказали, что хотели бы, чтобы торговый оборот с Китаем достиг 100 миллиардов долларов к 2015 году и 200 миллиардов – к 2020 году. В прошлом году товарооборот снизился гдето до 70 миллиардов долларов. Что же пошло не так? Я знаю, что есть проблемы с ценой на нефть, с курсом рубля. Думаете ли Вы, что этот целевой ориентир – 200 миллиардов долларов в 2020 году – всё ещё достижим? 

В.Путин: Да, думаю, что это вполне достижимо, и Вы сами назвали причины падения уровня товарооборота. Мы на первом этапе ставили перед собой цель достичь оборота гдето в 100 миллиардов долларов, и мы почти добрались до этой цифры, потому что она была под 90 миллиардов. Так что эта цифра была почти уже достигнута. Но мы знаем причины, они действительно заключаются в падении цен на наши традиционные экспортные товары, они заключаются в курсовой разнице. И это просто объективные данные. Вы прекрасно это знаете. 

Дж.Миклетвейт: Санкции както повлияли на это? 

В.Путин: Санкции и наши отношения с Китаем друг с другом никак не связаны, потому что Китайская Народная Республика, с которой у нас сложились отношения беспрецедентно высокие и по уровню, и по качеству, мы их называем «всеобъемлющего партнёрства и стратегического качества». Санкции здесь совершенно ни при чём. В основе падения товарооборота лежат вещи объективного характера, связанные с ценами на энергоносители и с курсовой разницей. Но физические объёмы у нас не упали, они даже растут. 

Что касается наших торгово-экономических отношений с Китаем, то они на сегодняшний день всё больше и больше приобретают диверсифицированный характер, чего мы постоянно добивались вместе с нашими китайскими партнёрами. Обратите внимание: кроме чисто торговли, причём традиционными товарами (с одной стороны, скажем, энергоносители – углеводороды, нефть и теперь уже газ, нефтепродукты, с другой стороны, допустим, текстиль и обувь), мы перешли совершенно к другому уровню кооперации. Мы работаем, допустим, уже по космическим совместным программам. Сейчас мы разрабатываем, и в ближайшее время этот проект будет реализован, производство тяжёлого вертолёта, работаем над планом создания широкофюзеляжного дальнемагистрального самолёта. 

Мы кооперируемся в области машиностроения, в области высокоскоростного железнодорожного сообщения, в области переработки, переработки леса и так далее, в области атомной энергетики. Мы уже построили Тяньваньскую атомную электростанцию, два блока уже работают, причём работают очень хорошо, строим ещё два блока. Так что та цель, которую мы перед собой ставили, – диверсифицировать наши отношения, – она реализуется.

Тут то же самое, только акценты немножко смещены. Пафос журналиста — объяснить читателю (западному), что Китай — это уже часть «западного» мира, а Россия с этим ничего не может сделать. В реальности мы-то знаем, что сложившаяся ситуация — следствие активной работы прозападного либерального правительства, которое торпедирует любые возможности работы с Китаем. Но Путин тут и сам виноват (и именно по этой причине в Китае к нему относятся не очень хорошо). Но это-то он говорить западному читателю не будет, вместо этого снова акцентируя внимание на том, что отношения России с Китаем к Западу отношения не имеют.

Дж.Миклетвейт: Могу спросить Вас о цене на нефть, Ваша любимая тема. Два года назад Вы говорили, когда цена на нефть упала до 80 долларов, что если это произойдёт, то добыча нефти схлопнется. Цена всё ещё ниже 50 долларов, и добыча не прекратилась. Изменился ли Ваш подход к этому вопросу? 

В.Путин: Если я говорил, что добыча нефти прекратится, то я ошибался. Правда, не помню, где я это сказал, видимо, сгоряча, но, помоему, я даже такого и не говорил, но может быть, не помню этого.Я говорил о том, что при определённом уровне цены на нефть новые месторождения вряд ли будут вводиться. Собственно говоря, так и происходит. Но, может быть, даже на удивление наши нефтяники и газовики (нефтяники главным образом) продолжают инвестировать. 

За последний год нефтяники проинвестировали полтора триллиона рублей, а если учитывать ещё инвестиции государства в развитие трубопроводного транспорта и в электроэнергетику, то у нас общие инвестиции в энергетику получились 3,5 триллиона рублей за прошлый год. Это очень существенно. 

У нас растёт добыча нефти, производство электроэнергии. У нас немножко сократилась, помоему, на один процент… Кстати говоря, по экспорту газа мы занимаем лидирующее место в мире – 20 процентов мирового рынка. По экспорту жидких углеводородов мы тоже заняли лидирующую позицию, заняли первое место. 

У нас, несмотря на то что мы сохраняем первое место по экспорту газа, немножко сократилась внутренняя добыча, но связано это с тем, что увеличился объём гидрогенерации для электроэнергетики, и поэтому потребность в газе на тепловых электростанциях несколько упала. Это результат реструктуризации ситуации на внутреннем энергетическом рынке. Но в целом «Газпром» в отличной форме и наращивает экспорт в страны своих традиционных партнёров. 

Дж.Миклетвейт: Вы будете говорить с наследным принцем Саудовской Аравии Сальманом на «двадцатке». Будете ли Вы дальше поддерживать заморозку добычи нефти, если саудовцы захотят сделать это? 

В.Путин: Господин Сальман, насколько мне известно, является заместителем наследного принца, но это уже детали. Он очень энергичный государственный деятель, у нас с ним действительно сложились очень добрые отношения. Это человек, который знает, чего он хочет, и умеет добиваться своих целей. Но в то же время я считаю его очень надёжным партнёром, с которым можно договариваться и можно быть уверенным в том, что договорённости с ним будут исполнены. 

Но ведь это не мы отказались от замораживания объёмов добычи, это наши саудовские партнёры в последний момент изменили свою точку зрения и решили сделать паузу в принятии этого решения. Но хочу повторить нашу позицию, она не изменилась. Если мы с принцем Сальманом будем говорить на этот счёт, я, конечно, нашу позицию воспроизведу снова: мы считаем, что это для мировой энергетики правильное решение – первое. 

Второе. Всем хорошо известно, о чём спор шёл: спор шёл о том, что если замораживать добычу, то это должны сделать все, в том числе и Иран. Но ведь мы понимаем, что Иран начинает с очень низкой позиции, связанной с известными санкциями в отношении этой страны, а было бы несправедливо оставлять его на этом санкционном уровне. Думаю, что на самом деле с точки зрения экономической целесообразности и логики было бы правильно найти какойто компромисс, уверен, что все это понимают. Вопрос лежит не в экономической, а в политической плоскости. Мне очень хотелось бы надеяться, что все участники этого рынка, заинтересованные в сохранении стабильной и справедливой мировой цены на энергоносители, всётаки в конце концов примут необходимое решение. 

Дж.Миклетвейт: То есть Вы бы поддержали заморозку добычи нефти, позволив Ирану несколько компенсировать свои позиции? 

В.Путин: Да.

Тут совсем смешно. Журналист явно не готов к беседе, он явно смотрел не предыдущие выступления Путина, а их комментарии (может быть, своего же Блумберга). Путин здесь продемонстрировал, что он «в теме» (причем без особого углубления, просто — человек понимает происходящие процессы), а журналист, по большому счету — профессиональную некомпетентность. То есть снова «потерял лицо». Но, кстати, здесь и проявляется система массовой фальсификации фактов — даже не в самой сложной и идеологически обостренной теме вполне высокого уровня журналист показывает свою профессиональную слабость и показывает, что видит мир исключительно в рамках пропагандисткой картинки, в создании которой сам же и принимал участие. Яркая картина профессиональной деградации.

Дж.Миклетвейт: Хотел бы задать вопрос о приватизации нефти. Приватизация «Башнефти», Вы отложили приватизацию? Как мы сообщали, Игорь Сечин из «Роснефти» предложил купить за 5 миллионов долларов половину «Башнефти», но Вы всегда говорили, что не хотите, чтобы крупные государственные компании приобретали вновь приватизированные компании. То есть Вы не разрешите этому случиться? 

В.Путин: Знаете, Вы сейчас сказали о государственных компаниях. «Роснефть», строго говоря, не является государственной компанией. Давайте не будем забывать, что часть принадлежит компании BP, кстати говоря, британской компании, Вы же – поданный Британии, правда? То есть Вы, по сути дела, в известной степени тоже являетесь… 

Дж.Миклетвейт: Но, вероятно, у Вас больше контроля за «Роснефтью», чем у Терезы Мэй над BP. 

В.Путин: Да, может быть, у нас и больше контроля, но, строго говоря, это не государственная компания. Я вот о чём хотел сказать, и думаю, что это очевидный факт: 19,7 процента принадлежит иностранному инвестору. Тем не менее, имея в виду, что контрольный пакет находится у государства, наверное, это всётаки не лучший вариант, когда одна компания, подконтрольная государству, приобретает другую, чисто государственную компанию. Это одна позиция. 

А вторая заключается в том, что в конечномто итоге для бюджета важно, кто даст больше денег при торгах, которые должны быть организованы в ходе приватизационного процесса. И в этом смысле мы не можем дискриминировать участников рынка, ни одного из них, но пока это не актуально, поскольку Правительство приняло решение приватизацию «Башнефти» отложить. 

Дж.Миклетвейт: И опятьтаки вопрос приватизации. Вы говорили в 2012 году, что хотите наращивать обороты приватизации, однако время было не самым лучшим. Почему не всё сработало? Почему Российскому государству необходимо, чтобы ему принадлежало 50 процентов таких компаний, может быть, нужно больше продавать? 

В.Путин: Российскому государству нет необходимости держать такие крупные пакеты, и мы намерены обязательно реализовать наши планы. Вопрос не в том, что хотим мы этого или не хотим, вопрос в том, целесообразно или нет и в какой момент. В целом это целесообразно хотя бы с одной точки зрения – с точки зрения структурных изменений в самой экономике. Государства, действительно, слишком много, может быть, сегодня в экономике России, но делать это на падающем рынке даже с точки зрения фискальных интересов не всегда целесообразно. Поэтому мы подходим аккуратно, но наш тренд с точки зрения приватизационных процессов и постепенного ухода государства из определённых активов остаётся неизменным. 

Кстати говоря, Вы упомянули компанию «Роснефть». Мы сейчас активно занимаемся подготовкой приватизации части пакета самой «Роснефти». Это лучшее подтверждение того, что мы своих кардинальных планов не поменяли. Или, например, одна из крупнейших российских компаний в мире по добыче алмазов. Мы приватизируем часть этого пакета. 

Дж.Миклетвейт: «АЛРОСА»? 

В.Путин: «АЛРОСА». Также мы действуем и по другим направлениям, поэтому мы принципиально своей позиции не меняем. Просто это не тот случай, когда мы должны, как у нас говорят, суетиться, то есть проявлять какуюто нервную реакцию: мы должны немедленно и любой ценой. Нет, любой ценой мы делать не будем. Мы будем делать с максимальным эффектом для Российского государства, российской экономики. 

Дж.Миклетвейт: То есть вы планируете продать акции «Роснефти» в этом году? 

В.Путин: Мы готовимся к этой сделке в этом году. Не знаю, сможет ли Правительство подготовиться, реализовать эту сделку вместе с менеджментом самой «Роснефти», найдут ли соответствующих стратегических инвесторов. Мне кажется, речь должна идти именно о таких инвесторах. Но мы готовимся и планируем сделать это именно в текущем году. 

Дж.Миклетвейт: И что касается этой доли, 50 процентов… Российскому государству принадлежало менее 50 процентов в этих компаниях? 

В.Путин: Мы здесь не видим ничего страшного. Вы знаете, я помню, у нас была одна из компаний, сейчас не буду называть её, но когда в неё вошли на 50 процентов иностранные акционеры, иностранные инвесторы, их взнос в федеральный бюджет и налоговые платежи увеличились в несколько раз сразу, а эффективность компании нисколько не ухудшилась. Поэтому, с точки зрения интересов государства, конечных интересов государства, с точки зрения фискальных интересов мы имеем положительный опыт, скорее всего, а не отрицательный.

Это только мне кажется, что журналист хочет доказать читателю интервью, что приватизация — это хорошо, а коварный Путин пытается сохранить государственное управление экономикой или отдать все имущество своим друзьям (Сечин)? Я понимаю, что для американского читателя слово «приватизация» чисто положительное, но у нас-то оно ассоциируется с тотальным воровством, причем — под руководством американских же советников! Тут просто чистое разделение стереотипов: Путин, может, Чубайса и готов признавать, но весь комплекс знаний о приватизации никуда не денешь. А американский журналист девственно чист, для него критика Саммерса и его «команды» (которая и стояла за работой Чубайса) — это абсолютное табу, даже в мыслях этого быть не может. Соответственно, собеседники здесь просто друг друга не понимают, одни и те же слова вызывают у них совершенно разный набор мыслей и даже попытка Путина подстроиться под американского читателя не приводит к результату. А журналист вообще не понимает, о чем Путин пытается сказать. Путин, кстати, это в какой-то момент понимает, пытается как-то уточнить, но потом бросает это безнадежное занятие.

Дж.Миклетвейт: Еще одно обвинение, которое часто звучит, что люди, которые поддерживаются Россией, взломали базу данных Демократической партии. Но, наверное, это совсем неправда? 

В.Путин: Я об этом ничего не знаю. Вы знаете, столько много хакеров сегодня, причем они действуют настолько филигранно, настолько тонко, могут показать в нужном месте и в нужное время свой «след». Или даже не свой «след», а закамуфлировать свою деятельность под деятельность какихто других хакеров из других территорий, из других стран. Это абсолютно труднопроверяемая вещь, если вообще возможно ее проверить. Во всяком случае, на государственном уровне мы этим точно не занимаемся. 

А потом, разве это важно, кто взломал эти какието данные из предвыборного штаба госпожи Клинтон? Разве это важно? Важно, что является содержанием того, что было предъявлено общественности. Вокруг этого должна вестись дискуссия на самом деле. Не нужно уводить внимание общественности от сути проблемы, подменяя какимито второстепенными вопросами, связанными с поиском того, кто это сделал. 

Но хочу Вам еще раз сказать: мне об этом точно совершенно ничего не известно, и на государственном уровне Россия никогда этим не занимается. Я, честно говоря, даже не мог себе представить, если сказать Вам откровенно, что информация подобного рода может представить интерес для американской общественности. Что, оказывается, предвыборный штаб одного из кандидатов, в данном случае госпожи Клинтон, работал на нее, а не равномерно на всех кандидатов Демократической партии. Да мне просто в голову не приходило, что это может быть для когото интересно. Поэтому даже с этой точки зрения мы никак туда официально не могли залезть. Для этого, понимаете, нужно чувствовать нерв и особенности внутриполитической жизни Соединенных Штатов. Не уверен, что даже наши специалисты в МИДе чувствуют это должным образом. 

Дж.Миклетвейт: Сейчас такое время, когда, надо признаться честно, Америка пытается Россию взламывать и наоборот, Китай пытается взломать и Америку, и Россию – все друг друга взламывают, пытаются взломать. И «двадцатка», например, попытается выработать свод правил для того, чтобы както упорядочить внешнюю политику. Или, может быть, нам надо признать, что это имеет место, и это будет просто новая реальность? 

В.Путин: Мне думается, что лучше бы «двадцатке» в это не вмешиваться, для этого есть другие площадки. «Двадцатка» всетаки собиралась как площадка для обсуждения, прежде всего, вопросов мировой экономики. Конечно, политика влияет на экономические процессы, это очевидный факт, но если мы туда переложим какието склоки или даже не склоки, а вопросы очень важные, но относящиеся к чисто мировой политике, то мы перегрузим повестку дня «двадцатки» и вместо того, чтобы заниматься вопросами финансов, вопросами структурных изменений экономики, вопросами ухода от налогообложения и так далее, – вместо этого будем бесконечно спорить по проблемам Сирии или по какимто другим мировым проблемам, их достаточно много, по ближневосточной проблеме начнем дискутировать… Для этого лучше находить другие площадки, другие форумы, их достаточно – ООН, например, Совет Безопасности.

Еще один пример полного непонимания друг друга. Американский журналист обратился к теме, раскрученной на предвыборной кампании в США. Путин, конечно, знает про тему (про нее все знают), но собственно за кампанией вряд ли следит (у него времени на это нет), так что о масштабе этой темы не знает. Ее даже я не знаю, хотя куда более внимательно слежу за темой. Я думаю, что ответ Путина можно проинтерпретировать так: у нас есть компьютерные войска, у вас они есть, они там между собой немножко соревнуются, вопрос в чем? Я, как Верховный главнокомандующий, специальной команды на эту тему не давал, а что там на уровне рот или батальонов — это не ко мне. Это уже типичный пример несоответствия масштабов: Путин говорит как маршал, а его собеседник — как подполковник. То, что тему в США раскрутили до небес — это уж их собственные проблемы.

Для того, чтобы этот момент заострить, Путина даже покритиковал собственный МИД, объяснив, что смысла в таких действиях со стороны России просто нет, потому что сказавши «А» нужно говорить «Б» (то есть начинать контролировать процесс использования этой информации в интересах России), а у нас просто нет специалистов и рычагов для такой работы. Понял ли это журналист — большой вопрос.

При этом Путин заострил свое понимание, что аппарат Демократической партии США работал на Клинтон, а не на других кандидатов, ну так и у Республиканцев он работал странно — против Трампа. А уж как это должно быть в США устроено Путину не очень интересно — что, естественно, для американского журналиста нонсенс, поскольку США для него — пуп Земли. В общем, Путин пытается объяснить журналисту, что не нужно его спрашивать про достаточно мелкие проблемы (он это несколько раз говорит, даже с привлечением G20 в качестве примера масштаба проблемы), поскольку ему это не интересно. Журналист снова не понимает, зато явно пытается намекнуть, что Путин хочет поддержать Трампа. Впрочем, это уже чистая манипуляция, причем — для своих читателей там.

Ну и еще одно обстоятельство: Путин резонно спрашивает, почему суть-то проблемы не обсуждается? Но тут журналист от ответа уходит и понятно почему — эта тема, конечно, обсуждается, но не публично.

Дж.Миклетвейт: Вы говорили о российской экономике, о ресурсах (мы об этом ещё поговорим), но пока Вы говорили, я подумал, что Вы дали детали, насколько Россия усилилась. Вы поедете на «двадцатку», Вы смотрели, как идут дела на Западе, давно за этим наблюдаете, и Вы были на саммите «двадцатки» больше, чем любой другой лидер. Вы когдалибо видели, чтобы Запад был так разделён, так недоволен собой, в таких сомнениях? Мы все помним про выход Великобритании, миграционный кризис, выборы и все остальные проблемы. Сейчас кажется ли Вам Запад разобщённым как никогда или нет? Как Вы это объясните? 

В.Путин: Много проблем в мировой экономике в целом, в западной экономике тоже много проблем: старение населения, падение темпов роста производительности труда. Это очевидные вещи. Вообще, в целом демография такая очень тяжёлая. 

Потом, наверное, ведь сами специалисты, а Вы как раз один из лучших специалистов в этой сфере, считают, что в политике расширения Евросоюза не были учтены некоторые элементы, связанные с готовностью тех или иных экономик к вхождению в зону евро, допустим. 

Войти в единую валюту с достаточно слабыми экономическими показателями и удержать не то чтобы темпы роста, а удержать саму экономику от тяжёлых испытаний очень сложно. Мы это проходили не только в Европе, мы знаем это (сколько там – лет десять назад или больше) по Аргентине, когда они привязали национальную валюту жёстко к доллару, а потом уже не знали, что с этим делать. Так же вход в зону евро. 

Дж.Миклетвейт: Как Вы думаете, евро выживет вообще, валюта евро? 

В.Путин: Надеюсь, что да, потому что, вопервых, мы верим в фундаментальные основы европейской экономики. Мы видим, что западноевропейские лидеры в основном (идут споры, конечно, всё это понятно, мы это прекрасно тоже видим и наблюдаем, анализируем), но всётаки придерживаются, я считаю (не могу сказать, правильных, неправильных, – это всегда с какой стороны посмотреть), очень прагматичных подходов к решению экономических проблем. 

Они не злоупотребляют финансовыми инструментами, финансовой накачкой, а стремятся прежде всего к структурным изменениям, что, собственно говоря, не менее остро стоит и в нашей экономике, а может быть, даже более остро, имея в виду проблему, которую мы до сих пор не можем преодолеть, а именно, доминирование нефтегазового сектора в Российской Федерации и как результат – зависимость от этих нефтегазовых доходов. 

Но и в Европе тоже есть это, не зависимость от нефти и газа, но структурные реформы давно назрели, и думаю, что ведущие экономики очень прагматично и грамотно подходят к решению стоящих перед европейской экономикой проблем. Поэтому мы и держим примерно 40 процентов наших золотовалютных резервов в евро. 

Дж.Миклетвейт: Как Вы думаете, Европа выживет, и будет столько же членов? Из Европейского союза никто не выйдет больше после Британии? 

В.Путин: Вы знаете, я не хочу отвечать на Ваш провокационный вопрос, хотя я понимаю, что он может быть интересен. 

Дж.Миклетвейт: Вы много раз критиковали Европу, почему бы сейчас… 

В.Путин: Да, я критиковал, но повторяю ещё раз: мы держим 40 процентов наших золотовалютных резервов в евро, и мы не заинтересованы в развале зоны евро. Хотя я не исключаю, что могут быть приняты какието решения, которые консолидируют группу стран, равную по развитию экономики, и тем самым, на мой взгляд, это приведёт только к укреплению евро. Но могут быть какието и другие промежуточные решения с целью сохранения в зоне евро имеющегося количества членов сегодня. Это не наша задача, но мы всегда очень внимательно следим и желаем успехов нашим европейским партнёрам. 

То, что Вы говорили о критике, я критиковал внешнюю политику, но это совсем не значит, что мы должны со всем соглашаться. Мы действительно многие вещи критикуем, мы считаем, что наши партнёры совершают немало ошибок (наверное, мы тоже, никто не гарантирован от ошибок), но что касается экономики, повторяю ещё раз, на мой взгляд, и Еврокомиссия, и ведущие экономики Европы действуют очень прагматично и находятся на правильном пути.

Это очень любопытная часть дискуссии. Журналист явно намекает на то, что Россия последние годы пыталась «вбит клин» между Евросоюзом и США, но Путин от этого намека уходит и начинает говорить об объективных проблемах ЕС. Здесь Путин себя показал более квалифицированным полемистом — поскольку вернуться к теме тонко у журналиста не получилось, а от прямого вопроса (и тут Путин прав, проходящего уже почти на уровне провокации) Путин ушел, достаточно прямо его классифицировав. Более того, Путин четко объяснил, что распада ЕС он не хочет (предъявив не самый убедительный для нас, но вполне убедительный для американцев аргумент), но что ЕС должны сами решать свои проблемы. И вот здесь уже журналист ушел от темы, поскольку она для него крайне опасна — про возникший клин между США и ЕС, клин, который создали сами США, а вовсе не Россия, он спрашивать не стал. Моя тема Атлантической зоны свободной торговли в этом месте была бы крайне интересна. В общем, любому разумному читателю интервью становится понятно, что эта тема для представителя определенных сил (не говорю «США», поскольку Трамп — тоже из США), к которым явно относится агентство «Блумберг», является явно болезненной.

Дж.Миклетвейт: Можем к российской экономике вернуться? Может быть, начнём с обменного курса рубля? Я знаю, что Вы скажете, что это прерогатива Центрального банка и устанавливается курс рынком, но 19 июля, когда за доллар давали 62,8 рубля, Вы сказали, что рубль слишком крепок. Вы раскритиковали эту тенденцию. Сейчас 65 рублей дают. Достаточно ли он ослаб, чтобы Вы были довольны, или надо дальше? 

В.Путин: Я не раскритиковал позицию Центрального банка. Я действительно всегда считал и считаю, что Центральный банк должен действовать самостоятельно. На самом деле он так и действует, можете мне поверить. Я не вмешиваюсь в решения Центрального банка и не даю директивных указаний правлению Центрального банка либо председателю Центрального банка. 

Центральный банк смотрит на то, что происходит в экономике, и, разумеется, я в контакте и с членами правления, и с председателем Центрального банка, но я никогда не даю директивных указаний. Если я говорил о том, что рубль слишком окреп, то я не говорил, что позиция Центрального банка неправильная. Я говорил о том, что это накладывает дополнительную нагрузку на экспортно ориентированные отрасли экономики. А то, что это так, мы с вами хорошо понимаем, когда рубль послабее, легче продавать, здесь производить за дешёвый рубль, а продавать за дорогой доллар и получать большую выручку в долларах, а потом менять на рубли и потом получать больший доход. Поэтому это элементарные вещи. 

Но если говорить о фундаментальных вещах, то вопрос регулирования курса действительно относится к функции главного регулятора, а именно, к функции Центрального банка. И здесь он должен думать, конечно, о том, как экономика, как промышленность реагируют, но он должен думать и о своих фундаментальных задачах, чтобы обеспечить стабильность курса. Главный вопрос в стабильности курса, а это так или иначе Центральному банку при всех нюансах всётаки удаётся. И это удалось в конце концов сделать, после того как Центральный банк перешёл к плавающему курсу национальной валюты. 

Центральный банк должен учитывать и другие вещи: стабильность банковской системы страны, должен смотреть на то, как увеличивается либо сокращается денежная масса в экономике, как это влияет на инфляцию. Там очень много составляющих, о которых должен подумать Центральный банк, и лучше не трогать его компетенции. 

Дж.Миклетвейт: А Вы хотели бы, чтобы рубль всётаки ещё немножко ослаб? Это помогло бы российской экономике? Вот лично Вы? Я знаю, что это не Ваша зона ответственности, но Вы прокомментировали. А сейчас Ваша позиция какая? 

В.Путин: Вы знаете, моя позиция заключается в том, что курс должен соответствовать уровню развития экономики. Потому что это всегда баланс, баланс интересов, и в нём должен отражаться этот баланс. Баланс между теми, кто продаёт чтото за границу, и им выгоден слабый курс, и баланс между интересами тех, кто покупает, а им нужно, чтобы курс был повыше. Баланс между производителями внутри страны, скажем, сельхозпроизводителями, – это их интерес. А у нас так или иначе с селом связано 40 миллионов российских граждан. Это очень важная вещь! Но также нужно не забывать про интересы просто покупателей, которым нужно, чтобы цены в магазинах были чуть-чуть пониже. 

Поэтому, повторяю, курс не должен ориентироваться на интересы конкретной группы либо одной-двух групп, он должен соответствовать фундаментальным интересам развития самой экономики. 

Дж.Миклетвейт: Больше Вы не жалуетесь, больше Вы не выражаете недовольства, я могу так судить? 

В.Путин: Я и не выражал недовольства, и не жаловался. Я просто отмечал, что для одной из групп, а именно экспортёров, выгодней было бы иметь более слабый рубль. 

Дж.Миклетвейт: Что касается резервов. Вы сказали, что было 500 миллиардов долларов, сейчас – 400. Конечно, лучше, чем в начале кризиса. Вы хотите вновь нарастить до 500 миллиардов долларов. Как Вы думаете, реалистично на такие показатели ориентироваться и когда Центробанку надо начать покупать доллары, чтобы ресурсы нарастить, и нужно ли вообще?

В.Путин: Центробанк и так постоянно покупает, покупает-продаёт – это его работа. За последние полгода, помоему, золотовалютные резервы Центрального банка выросли на 14 процентов.

Дж.Миклетвейт: Немножко вернулись к прошлому уровню, но они так же не продолжают систематически покупать доллары, как раньше.

В.Путин: Знаете, мы знаем с Вами о необходимом уровне запасов Центрального банка, а цель нам тоже с Вами хорошо известна, но для широкой публики мы можем с Вами сказать. Цель золотовалютных резервов Центрального банка не в том, чтобы финансировать экономику, а в том, чтобы обеспечивать внешнеторговый оборот. Для этого нужно, чтобы этот уровень был бы способен обеспечить внешнеторговый оборот для такой экономики, как Россия, как минимум на три месяца. Но у нас уровень такой, что он может обеспечить наш товарооборот, если всё прекратит работать, только за счёт золотовалютных резервов как минимум полгода, а то и больше, поэтому это более чем достаточно.

Поэтому с точки зрения обеспечения стабильности экономики и внешнеторгового оборота у нас сегодня абсолютно достаточный уровень золотовалютных резервов. А всё другое – покупка и продажа валюты – связаны с регулированием внутреннего валютного рынка. А как на это будет реагировать Центральный банк и приведёт ли это к росту ЗВР – пока трудно сказать. Давайте не будем забывать, что у нас ещё два резервных фонда Правительства: собственно Резервный фонд и Фонд национального благосостояния, а это, то и другое вместе, – 100 миллиардов долларов.
Дж.Миклетвейт: Вернёмся немножко назад. Цена на нефть, многие разные факторы, тем не менее ваш бюджет сейчас находится в периоде дефицита, необходимо повышать выплаты пенсионерам, в какойто момент придётся занимать деньги. Будете ли вы обращаться на внутренний рынок либо вы будете обращаться на внешний рынок для того, чтобы заимствовать ресурсы? 

В.Путин: Пока такой необходимости нет. У нас нет необходимости заимствования на внешнем рынке, хотя как такой традиционный инструмент – инструмент в мировых финансовых отношениях – мы применяем всегда и сейчас применяли, и у нас были размещения, и желающих приобрести наши финансовые инструменты достаточно, у нас просто нет такой необходимости сегодня. При наличии таких резервных фондов Правительства – в 100 миллиардов долларов – это просто для нас бессмысленно, имея в виду стоимость заимствований. Здесь всегда нужно внимательно смотреть. Кстати говоря, и заимствования тоже возможны, надо только понимать, что выгоднее на данный момент времени. Это первое. 

Второе – что касается дефицита. В прошлом году дефицит федерального бюджета был 2,6 процента. Это, согласитесь, достаточно приемлемая величина. В этом году мы ожидаем, что он будет чуть побольше, гдето в районе трёх процентов, может, три с небольшим. Это тоже абсолютно приемлемая величина. Но мы идём по какому пути? По пути оптимизации бюджетных расходов. Мы в этих не простых для нас условиях, на мой взгляд, прагматично очень подходим к решению экономических, социальных вопросов, мы решаем основные задачи социального характера, выполняем обещания перед населением. 

Сейчас только Правительство объявило о том, что мы проиндексировали пенсии на четыре процента, но второе полугодие не индексировали, зато в начале следующего года сделаем единовременную выплату в размере пяти тысяч рублей для каждого пенсионера, которая, в общемто, сопоставима с компенсацией. Мы действуем очень прагматично и очень осторожно. Мы сокращаем расходы по тем позициям, которые не считаем первоочередными, и не собираемся бездумно раскидывать наши резервы и бездумно жечь их в угоду какимто политическим амбициям. Мы будем действовать очень осторожно. 

Надеюсь, что нам особенно и не потребуется, у нас не будет нужды, во всяком случае, обращаться за внешним финансированием. Ведь у нас, обратите внимание, упал торговый баланс, но всётаки сохраняется положительное сальдо. У нас сейчас, помоему, за первое полугодие 45 миллиардов долларов положительное сальдо торгового баланса. Инфляция сократилась год к году в разы. В разы просто сократилась! У нас была, если год к году смотреть, гдето под 10, что ли, процентов уже, если смотреть август к августу, а сейчас – 3 с небольшим процента. Безработица сохраняется на достаточно приемлемом уровне – 5,7 процента. У нас макроэкономические показатели стабильны. И это даёт мне основания полагать, надеяться на то, что мы спокойно, уверенно будем проходить этот непростой период в нашей экономике, которая, безусловно, уже адаптировалась к современным условиям.

Разговор о проблемах экономики в России. Абсолютно пустой фрагмент. Но я бы предположил, что задача журналиста — доказать, что у России сложности (подтекст — из-за санкций), но эта задача оказалась не выполненной. Путин аккуратно от опасных тем уходил и у журналиста не хватило квалификации его раскрутить. Более того, Путин показал западному читателю, что проблемы России не сильнее, а, скорее, слабее, чем у современного Запада. Это, конечно, не совсем правда, но так Путин и не нанимался Западу правду говорить.

Дж.Миклетвейт: Итак, на предстоящей «двадцатке», вероятно, Вы в последний раз увидите Барака Обаму. Как Вы знаете, предстоят выборы в Америке, и предстоит выбрать между Дональдом Трампом и Хиллари Клинтон. С кем бы Вы скорее контактировали по ту сторону океана с точки зрения геополитической ситуации – с Дональдом Трампом или Хиллари Клинтон? Есть ли у Вас какието соображения на этот счёт? 

В.Путин: Мне бы хотелось иметь дело с человеком, который может принимать ответственные решения и исполняет достигнутые договорённости. Фамилии совершенно не имеют значения. И конечно, нужно, чтобы этот человек пользовался доверием американского народа, тогда у него будет не просто желание, но и подкрепленная политическая воля для того, чтобы исполнять все эти договоренности. 

Поэтому мы никогда не вмешивались, не вмешиваемся и не собираемся вмешиваться во внутриполитические процессы, будем внимательно смотреть за тем, что происходит, и ждать результатов выборов, а потом готовы работать с любой Администрацией, если она сама этого хочет. 

Дж.Миклетвейт: Немножко надавлю. В 2011 году Вы обвиняли Хиллари Клинтон в том, что она пыталась подогреть протесты, которые разгорелись в России в тот момент. Дональд Трамп много говорил о Вас в 2007 году, он говорил, что «Путин прекрасно справляется», в 2011 году он хвалил Вас, в следующем году он сказал, что Вы его новый друг, лучший друг, потом сказал, что Вы опережаете Америку – много таких примеров. Если будет выбор между женщиной, которая, вероятно, пытается избавиться от Вас, и мужчиной, который так хорошо о Вас думает, с чрезвычайной симпатией, Вы могли бы принять решение, потому что один из таких выборов, который Вы сделаете, будет более благоприятным. 

В.Путин: Вы знаете, я уже, по сути, ответил на Ваш вопрос, а еще раз могу его переформулировать, другими словами сказать: мы готовы работать с любым Президентом, но, конечно, я тоже об этом сказал, – настолько, насколько готова будет будущая Администрация. И если ктото говорит, что он хочет работать с Россией, мы приветствуем это. А если ктото, как Вы выразились (может быть, неточный перевод) хочет от нас избавиться – это совершенно другой подход. Но мы и это переживем, здесь неизвестно, кто больше потеряет при таком подходе. 

Вы понимаете, в чем дело, я уже неоднократно видел, что антироссийские карты разыгрываются в ходе внутриполитических кампаний в Штатах. Я считаю, что это очень недальновидный подход. 

В то же время нам присылают всякие сигналы со всех сторон, что на самом деле все хорошо. И в прежних администрациях так было в ходе предвыборных кампаний, что мы там все восстановим потом. Но, Вы знаете, мне кажется, что это не отвечает тому уровню ответственности, которая лежит на плечах Соединенных Штатов. Мне представляется, что все это должно быть более солидно, спокойно, более уравновешенно.

По поводу того, что нас ктото критикует. Вы знаете, и со стороны команды господина Трампа тоже раздаются критические высказывания в наш адрес. Например, один из участников или членов его команды сказал, что якобы Россия платила семье Клинтон через какието фонды и что на самом деле мы руководим семьей Клинтон. Ерунда полная. Я даже не знаю, где там Билл выступал, через какие фонды. Это просто и одной, и второй стороной используется в качестве инструмента внутриполитической борьбы, что, на мой взгляд, плохо. Но, разумеется, когда ктото говорит о том, что он хочет работать с Россией, мы это приветствуем, и вне зависимости от того, как фамилия этого человека.

Дж.Миклетвейт: По Трампу последний вопрос. Ктото говорит, что он слишком переменчив, чтобы быть Президентом США. А Вы рады были бы, чтобы он стал Президентом? Или всётаки Клинтон, например, предпочтительнее? 

В.Путин: Мы не можем отвечать за американский народ. Ведь при всем эпатаже одного и, кстати говоря, другого кандидата (они же оба занимаются эпатажем, только каждый посвоему), они же умные люди, очень умные люди, и они понимают, на какие точки нужно немножко поднажать, чтобы их поняли, почувствовали и услышали избиратели в самих Соединенных Штатах. 

Трамп делает упор на традиционный республиканский электорат, на среднего человека со средним достатком, на рабочий класс, на определенную группу предпринимателей, на людей, которые придерживаются традиционных ценностей. 

Госпожа Клинтон – на другую часть электората, тоже на неё пытается воздействовать своими способами, поэтому они друг на друга нападают и в некоторых случаях, я бы не хотел, чтобы мы брали с них пример, как они это делают. Думаю, это не самый лучший пример, который они подают. Но такова политическая культура в Соединенных Штатах, это просто нужно принять, как есть. Америка – великая страна и она заслужила того, чтобы никто не вмешивался и внешне не комментировал. 

Отвечая на Ваш вопрос в третий раз, могу сказать, что мы будем работать с любой Администрацией, с любым Президентом, которому окажет доверие американский народ. Если, конечно, он сам будет хотеть сотрудничать с Россией.

Снова неудачная попытка журналиста спровоцировать Путина. И снова она не удалась, причем по банальной причине — Путин смотрит на ситуацию «сверху» (мы строим отношения с президентом США, а не Васей или Машей), журналист — «снизу», он явно не понимает, насколько ограничены возможности политика, насколько но связан разными обязательствами и проблемами. В любом случае, попытка продемонстрировать, что Трамп нравится Путину больше, чем Клинтон, явно не удалась.

Дж.Миклетвейт: Про другую страну спрошу. Вы на «двадцатке» встретитесь с Терезой Мэй – это другой человек. Британия скоро, возможно, будет в той же ситуации, как и Россия. Она – часть Европы, но скоро она не будет частью Европейского союза, скорее всего. Вы будете с ними вести переговоры о зоне свободной торговли? 

В.Путин: Чтобы закончить предыдущий вопрос. Вы всётаки много лет в журналистике работаете. Вы очень информированный человек, и понимаете все угрозы, связанные с обострением международной обстановки. Правда? Особенно между крупнейшими мировыми ядерными державами. Мы же все это понимаем. Вы меня, конечно, спрашиваете. Это интервью, которое Вы у меня берёте, а не наоборот. Но всётаки я позволю Вас спросить: Вы хотите обострения на уровне Карибского кризиса? 

Дж.Миклетвейт: Никто не хочет. 

В.Путин: Конечно, нет. Никто не хочет. 

Дж.Миклетвейт: Именно поэтому я спросил о Трампе, потому что он более непредсказуемым кажется, чем Хиллари Клинтон. 

В.Путин: И Вы наверняка бы тоже хотели, чтобы у России складывались добрые отношения и с Великобританией, и с Соединёнными Штатами. Правда? И я этого хочу. Если ктото в Америке, в Соединённых Штатах говорит: «Я хочу наладить хорошие партнерские отношения с Россией», значит, мы с Вами это должны поприветствовать, и Вы, и я. Такие, как я, и такие, как Вы. А что там на самом деле, как будет проходить после выборов, мы пока не знаем. Именно поэтому я говорю, что мы будем работать с любым президентом, которого назовет в качестве такого народ Америки. 

Что касается Великобритании. У нас запланирована встреча с Премьер-министром в Китае, на полях «двадцатки». Мы разговаривали по телефону. К сожалению, не самым лучшим образом складывались отношения между Россией и Великобританией в последнее время, но не по нашей вине. Не мы сворачивали отношения с Великобританией, это Великобритания решила «заморозить» по многим направлениям наши взаимные контакты. Если британская сторона считает, что необходимость диалога есть по некоторым направлениям, то мы готовы, мы не собираемся здесь както надувать губы, обижаться на когото. Мы очень прагматично подходим к сотрудничеству с нашими партнерами, считаем, что это полезно было бы между двумя странами. 

Вот мы говорили о нашей крупнейшей нефтяной компании «Роснефть», и уже я в начале вспомнил, что почти 20 процентов (19,7) принадлежит «BP». А это чья компания? «Бритиш Петролеум». Правда? Наверное, уже неплохо. Должен вам сказать, что капитализация «Бритиш Петролеум» в значительной степени связана и с тем, что она владеет 19 процентами с лишним «Роснефти», которая располагает огромными запасами в России и за рубежом. Это же отражается на устойчивости компании. 

Вот «BP» попала в сложное положение после известных печальных событий в Мексиканском заливе. Мы все делами для того, чтобы ее поддержать. Разве Британия в этом не заинтересована? Думаю, что заинтересована. Так же и по другим направлениям. 

Сейчас мы отмечаем юбилей Северных конвоев. Вы знаете об этом, да? Мы реально, это не для красного словца я говорю, относимся к участникам Северных конвоев как к героям. Они и были такими на самом деле. Мы знаем, в каких условиях они воевали – в тяжелейших. Они каждый раз шли на смерть ради общей победы, и мы это помним. 

Дж.Миклетвейт: Возможно, Британия сейчас, когда она выходит из Европейского союза, будет более расположена к достижению соглашения с Россией? 

В.Путин: Британия выходит и вышла уже фактически из Европейского союза, но она не вышла из особых отношений с Соединёнными Штатами, и думаю, то, что касается отношений с Россией, зависит не от её присутствия либо отсутствия в Европейском союзе, а зависит от её особых отношений со Штатами. Если она будет проводить более независимую внешнюю политику, то тогда, наверное, можно будет сделать это. А если Британия будет руководствоваться союзническими обязательствами и будет считать, что это представляет больший национальный интерес, чем сотрудничество с Россией, тогда пусть будет так. 

Это же не наш выбор в конечном счёте, это выбор наших британских партнеров, выбор приоритетов. Но так или иначе, конечно, мы понимаем, что в рамках союзнических отношений и особых партнёрских отношений со Штатами Великобритания должна делать поправку в отношениях с Россией на мнение своего главного партнёра – Соединённых Штатов. Мы относимся к этим реалиям как к данности, но повторяю, как далеко Великобритания готова будет пойти на установление сотрудничества с нами, настолько же и мы готовы будем идти. Это зависит не от нас.

Очень информационно значимый фрагмент! Путин своим вопросом поставил журналиста на место: задал прямой вопрос, который, фактически, продемонстрировал журналисту, что его попытки рассматривать Россию, как «банановую республику» (с соответствующим понижением статуса ее руководителя) означают крайне большие риски для мира. Журналист, фактически, согласился — после чего Путин начал уже всерьез отвечать об основах политики Великобритании. Он, конечно, не сказал о том, что «brexit», фактически, означает, что Британия готова порвать сой статус «протектората» в отношениях с США, что Мэй, скорее, будет поддерживать Трампа против Клинтон, да и много еще чего. Но даже то, что он сказал, настолько глубже достаточно туповато сформулированного вопроса, что сразу видно несоответствие масштабов вопрошающего и отвечающего.

На всякий случай, повторю еще раз. Дело не в том, что Путин умнее журналиста. Это может быть, но не наверняка. Но, вспомним, что я писал в самом начале своих комментариев: Путин игрок, журналист — чиновник от элитной группировки. Сильной (может быть — самой сильной на сегодня в мире, пока). но не единственной. Путин — маршал, ну, пусть генерал. Журналист — условно, подполковник. И как только Путин начинает отвечать хоть немножко всерьез, это несоответствие начинает бросаться в глаза.

Продолжение следует.
http://amdn.news