Как мигранты превратили Марсель в криминальную столицу Европы

По только что опубликованным официальным данным МВД Франции, в 2019 году в стране попросили убежища 132614 человек. Это на 7,3% больше, чем в 2018 году, когда рост по сравнению с предыдущим годом был 22%. Таким образом, Франция обогнала Германию по количеству желающих поселиться здесь и заняла по этому показателю первое место в Европе.

Четверка стран, поставляющих Франции новых жителей, выглядит в порядке убывания так: Афганистан, Гвинея, Грузия и Албания. Несмотря на то, что французские власти отказывают в убежище 95% грузин и 91% албанцев, поток мигрантов из этих стран продолжает расти. Это связано с тем, что, по французским законам, мигрант, получивший отказ в убежище, имеет право еще год законно находиться в стране для подачи апелляции и при этом он получает бесплатное проживание, питание, медицинское обслуживание и 6,8 евро в день на карманные расходы. Впрочем, и через год подавляющее большинство мигрантов не покидают страну, а переходят на нелегальное положение.

По всей Франции растут лагеря из палаток и хибар, где они живут. Только в окрестностях Парижа полицией было ликвидировано 60 таких лагерей. 28 января 2020 года был ликвидирован очередной такой лагерь в Порт-д’Обервилье, где проживали более 1,8 тысячи нелегалов. По заявлению парижской префектуры полиции, все они будут переселены в центры приема мигрантов и, таким образом, снова сядут на шею французского налогоплательщика. Кроме лагерей, огромное количество нелегалов ночует прямо на улицах крупных французских городов.

В вышеназванном отчете МВД Франции указывается, что в 2019 году количество положительных ответов на просьбу об убежище выросло на 9,5% — 36512 мигрантов получили убежище во Франции. При этом депортировано из Франции за год было всего 23746 человек. Таким образом, даже если предположить невероятное — что более 96 тысяч мигрантов, которым отказано в убежище, покинули страну — то все равно их количество во Франции увеличилось.

По данным подчиняющегося французскому министерству экономики и финансов Национального института статистики и экономических исследований, уже в 2018 году в стране было 14 миллионов мигрантов и их прямых потомком, что составляет 20,9% населения. Из них 8,7 миллиона — мигранты неевропейского происхождения, прежде всего арабы, африканцы турки. И еще одну интересную цифру сообщил институт: в 2018 году у 27,5% новорожденных во Франции как минимум один из родителей был рожден за пределами ЕС. И это без учета нелегальных мигрантов, которых, по самым скромным подсчетам, 500 тысяч.

Из отчета МВД Франции за 2017 год следует, что преступность среди мигрантов более чем в 4,5 раза выше средней по стране. Об этом свидетельствует и опрос исследовательской компании IFop, в ходе которого 64% жителей Франции положительно ответили на вопрос: «Является ли присутствие во Франции мигрантов из Африки и Ближнего Востока важным источником преступности?» К сожалению, теперь данные о преступлениях мигрантов в отчетах МВД не указывают.

Росту преступности среди мигрантов способствует и крайне либеральное французское законодательство. Если во многих странах иностранец, имеющий вид на жительство и совершивший преступление, немедленно депортируется после отбытия наказания, то во Франции до 2006 года действовал закон, по которому гражданство страны давалось автоматически после 10 лет проживания, даже если иностранец большую часть этого срока провел в местах лишения свободы. По принятому в 2003 году закону «О регулировании иммиграции, пребывании иностранцев во Франции и натурализации» даже иностранцы-рецидивисты не подлежат высылке из страны, если они соответствуют одному из условий. Первое — мигрант родился во Франции или прибыл в нее в возрасте до 13 лет. Второе — мигрант живет во Франции 20 и более лет. Третье — мигрант живет во Франции 10 лет, три года из которых он в браке с гражданином Франции, или имеет ребенка с французским гражданством. Получается, что любой крупный мигрант-преступник навсегда остается во Франции. Мелких преступников из числа мигрантов, недавно прибывших во Францию, тоже депортируют редко по простой причине — не хватает денег.

Хотя на другие статьи расходов, связанные с мигрантами, финансы находятся. Ив-Мари Лолан, руководитель Института геополитических проблем населения, рассчитал, во сколько Франции обходятся мигранты. Выяснилось, что ежегодно на оплату их жилья уходит 30 миллиардов евро, на оплату их лечения — шесть миллиардов евро, на образование их детей — 11 миллиардов евро, а на социальные пособия — 30,3 миллиарда евро. Дополнительные расходы на охрану правопорядка в местах проживания мигрантов в год составляют 5,7 миллиарда евро, на борьбу с их преступностью — 13,6 миллиарда евро, на выплату пособий по безработице — 29,6 миллиарда евро, на погашение их задолженностей — 2,5 миллиарда евро. Всего получается 128,7 миллиарда евро.

Правда, из общего числа мигрантов 2,6 миллиона официально работают, и их вклад в экономику составляет 55,5 миллиарда евро. Таким образом, за право называться «убежищем всех преследуемых и угнетенных» Франция платит 73,2 миллиарда евро в год. Для справки: вся расходная часть годового бюджета такой страны, как Болгария, меньше 24 миллиардов евро. Нетрудно подсчитать, во сколько обходится толерантность каждому французу, если вспомнить, что население страны составляет 67 миллионов человек.

Материалы, как у Ив-Мари Лолана, найти очень трудно. Французы рассказали, что в стране действует закон о расизме, по которому к административной и даже уголовной ответственности можно привлечь любого, кто пишет об этой проблеме.

Решил посмотреть, как все вышеперечисленные цифры воплощаются в реальной жизни, и посетил город, носящий неофициальный титул криминальной столицы Европы — Марсель. Первое, что я увидел, приехав на находящиеся друг возле друга автобусный и железнодорожные вокзалы, были три беседующих на площади афрофранцуза, один из которых, несмотря на теплую погоду, был с накинутым капюшоном и держал в руке женскую сумку розового цвета, которая явно досталась ему криминальным путем. Из опыта моих посещений Парижа и Кале я уже знал, что носят капюшоны в хорошую погоду, заматывают нижнюю часть лица или носят бейсболки с большим козырьком те, кто имеют проблемы с законом — это помогает им избежать опознания, в том числе и на записях камер видеонаблюдения. И такую молодежь арабского и африканского происхождения я встречал в Марселе на каждом шагу.

От железнодорожного вокзала к городу ведет длинная и широкая мраморная лестница. На ней сидят и стоят парочки афрофранцузов. Позже мне рассказали, что они продают наркотики конечным потребителям, но не гнушаются и карманными кражами. В гостинице в целях предосторожности я оставил документы (вместо них взял ксерокопии) и наличные деньги. Официально считается, что мигранты составляют около трети населения города, но после увиденного на улицах у меня сложилось впечатление, что их значительно больше половины. Хотя, может, я и ошибаюсь: днем, когда я гулял по городу, коренное население на работе, а после того, как начинало темнеть, предпочитал вернуться в гостиницу. Единственный раз, когда я видел толпы европейского населения и не видел мигрантов и их потомков, было во время акций протеста против пенсионной реформы и «желтых жилетов». Мигрантов там не было, так как они живут не на зарплату, а на социальные пособия и, соответственно, пенсии их не интересуют.

Марсель, как говорится, знавал и лучшие времена. В центре множества шикарных зданий второй половины XIX века, облицованные мрамором и украшенные статуями, но большинство из них сейчас загажено граффити, вывесками магазинов и кафе на первых этажах. Стоят они уже минимум полвека без ремонта.

Во многих местах на тротуарах стоят палатки — там живут люди.

Здесь же стоят мусорные бачки, в которых роется соответствующая публика.

Попрошаек в Марселе меньше, чем в Стокгольме, но тоже хватает. Ходил я в основном по широким центральным улицам. На маленьких узких улицах не было видно никого из коренного населения, и только мигранты за вынесенными из кафе столиками смотрели на меня недобрым взглядом. Чувствовал я себя не как во втором по величине городе Франции, а как в какой-то стране третьего мира. Кругом были объявления на арабском языке, магазины по продаже женской восточной одежды и кальянов, повсюду слышалась арабская речь, сновали чернокожие мужчины.

Метрополитен в Марселе значительно меньше, чем в Париже, но выглядит лучше, хотя за четыре дня я дважды и здесь видел, как справляли малую нужду прямо в углах вестибюлей подземных станций.

Из окон отеля каждую ночь видел двух бездомных, ночующих на улице. Уверен, что они не единственные в Марселе. Во дворе экономического факультета Марсельского университета два ряда колон, покрытых крышей в древнегреческом стиле, а под ней — стопки матрасов и старых диванов для ночлега.

В холлах торговых центров найти место для сидения невозможно — они все заняты мигрантами, так как там бесплатный Интернет.

То, что город по праву носит звание криминальной столицы, указывали такие детали, как наличие решеток на всех окнах первого этажа и жалюзи на витринах магазинов. Женщины поголовно носят сумки на стороне тела, противоположной от проезжей части, и часто не на плече, а на длинном ремне через голову. Полиции почему-то значительно меньше, чем в Париже, но зато по центру города и у основных туристических достопримечательностей ходят патрули Иностранного легиона в количестве 6-10 бойцов с автоматами наперевес.

На пустыре прямо у площади с Триумфальной аркой постоянно находились с десяток афрофранцузов с капюшонами на головах, внимательно наблюдающих за происходящим вокруг. Своеобразный клуб по криминальным интересам. Точно такая же группа всегда присутствовала на длинной лестнице, ведущей от Старого порта к зданию мэрии Марселя. А в самом Старом порту три афрофранцуза танцевали хип-хоп.

В одном месте увидел очередь из около 30 новых жителей Франции. Заинтересовался тем, какой товар пользуется таким просом. Оказалось, что это очередь в офис, где оформляют социальные пособия.

Несколько раз стоящие на перекрестках юноши экзотических национальностей шепотом мне что-то говорили, но так как я не знаю французского, а они — английского, то не понял, что они мне предлагали — наркотики или женщин, а может просто просили милостыню.

Зато больше со мной никаких криминальных происшествий в центральных районах Марселя не произошло, и я решил посетить северные районы Марселя — 13-й, 14-й или 15-й административные округа. Когда в 1962 году закончилась война в Алжире и он завоевал независимость, то французы забрали с собой несколько десятков тысяч арабов, которые сотрудничали с их колониальной администрацией, а также членов их семей. Можно было попытаться интегрировать их, расселив среди французов, но их всех вместе поселили в Марселе. Со временем благодаря высокой рождаемости и приезду многочисленных родственников из Алжира их стало значительно больше. По этому поводу родилась поговорка: «Пока мы воевали за французский Алжир — появилась алжирская Франция».

Я расспрашивал про эти районы французов, но даже те из них, кто прожил в Марселе всю жизнь, там никогда не бывали. Единственное, что они могли сообщить — эти районы под полным контролем мафии и именно оттуда пошло выражение «марсельское барбекю» — убитых в межклановых разборках там принято обливать бензином и поджигать.

Решил добраться туда, доехав до последней станции метро Geze, а оттуда — до конечной остановки первого подошедшего автобуса, идущего в эти округа. Первым подошел автобус №30, и я отправился в микрорайон La Savine, расположенный в 15-м административном округе. По дороге ничего интересного не было, если не считать живописного блошиного рынка, расположенного под мостом.

Затем дорога пошла серпантином вверх, и километрах в пяти до конечной точки маршрута мы проехали мимо стоящей на обочине машины, на которую я сначала не обратил внимания. Километра через три на обочине появилась еще одна машина, а метрах в 300 от конечной остановки стояли двое молодых арабов с мотоциклом. Один был в капюшоне, а у второго было наполовину замотано лицо. Тогда я понял, что и машины, и мотоциклисты — это посты охраны и предупреждения о появлении полиции.

Конечная остановка автобуса была на большом заасфальтированном пустыре, окруженном панельными девятиэтажными домами, очень напоминающими советские. Все было тихо и спокойно, довольно чисто, ничего не было сломано, и даже граффити на стенах отсутствовали. Мимо меня в сторону мотоциклистов на въезде проехал арабский подросток лет 14 на мопеде без номера. Пошел через пустырь к домам, и мимо меня снова в противоположном направлении проехал подросток. За домами я обнаружил недавно сожженный микроавтобус, за которым стояли два араба с капюшонами, которые скрылись при моем появлении. Решил не искушать судьбу и вернуться к автобусной остановке.

Сфотографировал обгоревший микроавтобус и пошел назад. Тут ко мне и подъехал арабский подросток и что-то спросил по-французски. Ответил на английском, что не говорю по-французски. Мой ответ ему не понравился, и он начал что-то громко говорить еще на французском. Решил не обращать на него внимания и пошел дальше к остановке. Он обогнал меня, въехал на мопеде на газон и попытался обсыпать меня землей из-под заднего колеса, но так как земля была утрамбована, то ничего у него не получилось. Я бросился к нему, но он отъехал метров на 50 и остановился, ожидая, что я продолжу его преследование, но я решил идти назад к остановке.

Там ждали автобус три арабки. К нам подъехал подросток и снова начал возмущенно кричать. И тут, к моему удивлению, все три арабки быстрым шагом покинули остановку. После этого малолетний араб попытался плюнуть в меня, но промахнулся. Я поднял камень, и он уехал в сторону поста мотоциклистов. Минут через 10 он вернулся, но ко мне не приблизился. Я перекидывал камень из одной руки в другую. Затем подъехал автобус, и я покинул «гостеприимный» пригород La Savine. На обратном пути убедился, что машины и мотоциклисты по-прежнему были на тех же самых местах.

В Марселе попытался собрать побольше информации о La Savine. Выяснилось, что случайно попал в самое криминальное место Марселя, где торгуют героином. Это обусловлено тем, что оно находится в предгорьях и туда ведут то ли одна, то ли две дороги. Незаметно и внезапно появиться там никому (в том числе и полиции) невозможно. Местное арабское население с полицией не сотрудничает, поэтому наркотики изъять не получается. Местные наркоторговцы могут отдать его на хранение в любую квартиру любого многоэтажного дома, а разрешение на обыск всего микрорайона суд не даст.

У меня был ранний вылет из Марселя, и надо было пройти всего около 350 метров от отеля до автовокзала, где остановка шаттла в аэропорт. Однако я на всякий случай спросил работника на рецепции, не опасно ли выходить из отеля в три часа ночи. Он совершенно серьезно посоветовал мне взять с собой пустую бутылку и, разбив, сделать из нее «розочку», если захотят ограбить. Помолчав, собеседник решил еще меня о кое-чем предупредить.

«Хотя, если у них будут балончики с перцовым газом, то это не поможет», — заметил он.

Добрался благополучно, но, когда автобус тронулся, заметил на ближайшей от остановки скамейке двух арабов в капюшонах. Они ждали первый шаттл из аэропорта, но неясно с какой целью.

Путь автобуса в аэропорт частично пролегал через северные районы Марселя. Там сейчас идет массовое строительство панельных домов для новых жителей Франции. Самоубийство страны под названием «Европейский путь развития» продолжается.

Владимир Тулин
https://riafan.ru

Оставить комментарий

Ваш email нигде не будет показан

Подпишитесь на нас и вы ничего не пропустите: