Во дни давние, во времена стародавние, жил да был на Руси Иван-богатырь. Новый Летописецъ

Во дни давние, во времена стародавние, жил да был на Руси Иван-богатырь. По всему свету об Иване слава. Он и ростом высок, и плечами широк, и разумом светел, и на пиру весел. Он и песню сложит, и на гуслях сыграет, и умное слово скажет. Нравом спокоен, ласков, зря не обидит, слова грубого не скажет, но коли придёт на землю Русскую ворог, встанет Иван с лавки, бронёю зерцальною покроется, саблею булатной опояшется, палицу дубовую возьмёт и тут уж спуску не проси — всё есть, а такого не припасено.

Ехал раз Иван-богатырь во чистом поле да наехал на богатыря чужеземного. Халат у чуженина полосатый, звёздами белыми расшитый, сам — как столетний дуб, ноги — бревна кленовые, руки — грабли еловые, голова — как медный котел, один ус золотой, другой серебряный. От скока его земля потрясается, из рек-озёр вода выплескивается. «Ай да диво, ‒ подумал Иван. ‒ Сколько лет езжу по полю, с богатырями бьюсь, силу пробую, а такого богатыря не видывал!»

Стали биться Иван со нахвальщиком. Ударили саблями ‒ иступились сабли булатные, ударили палицами ‒ у палиц рукоятки отвалились, ударили копьями ‒ преломились острые копья по самые маковки. Сошли они с коней, схватились грудь с грудью. Бьются весь день до вечера, бьются с вечера до полночи, бьются с полночи до ясной зари — ни один верх не берет.

Молвит тут чуженин слово ласковое: «А и силён ты, богатырь, а и могуч, ничем мне не уступишь. Как тебя звать-величать?»
«Иван» — отвечает.
Молвит чуженин: «А я Яхья, царевич Ордынский. Знакомы будем. Полюбился ты мне, Иван, других таких богатырей как мы с тобою на свете и нет. Не станем биться, станем лучше друг дружке братьями назваными».

По сердцу пришлись Ивану те слова. Обнялись они с ордынцем, облобызались троекратно да братьями друг другу назвались. Сели пировать, да вдруг почуял Иван немочь во всём теле, ослабли руки могучие, подломились ножки резвые, отяжелела буйна головушка.

Молвит тут Яхья-царевич участливо: «Что, брат, с тобою?». А у Ивана и язык к горлу присох. Взял тут Яхья Ивана, принёс во шатёр свой парчовый, уложил на ложе шёлковое, подушечку подложил атласную и давай Ивана травами-настоями отпаивать, припарками целебными обкладывать. День врачует, другой, третий, а Ивану только хуже. Молвит он побратиму своему: «Кончаюсь я, видно. Отошли меня на землю Русскую, напоследок хоть край отчий увидеть». «Обожди, — молвит Яхья-царевич. — Есть ещё одно средство, самое верное. Скоро вернусь».

Ушёл Яхья, и остался Иван один. Лежит, думу горькую думает. Тут вдруг заходит в шатёр старец древний, борода седая до полу. Молвит он: «Поздорову, добрый молодец. Странник я, калика перехожий. Иду от мест святых, от краёв чужих, от болот зыбучих да лесов дремучих. Притомился, в горле пересохло. Будь ласков, поднеси старику водицы».

Отвечает Иван-богатырь: «Не обессудь, отче. Был бы в силах, и напоил бы, и накормил, и спать бы уложил, да беда-кручина напала, слаб я нынче, немощен, со дня на день час мой настанет. Возьми ковшик, налей себе водицы, да вот хлеба краюха, братом названым оставлена. Закуси, коль охота».

Поглядел старец на Ивана и говорит: «Ведома мне, молодец, твоя немочь, многих уже сгубила, а всё не уймётся. Средство от неё есть сильное, но уж больно опасное, не всякому по плечу. Вот тебе Zеркальце волшебное. Как вернётся твой братец названый, глянь кругом через Zеркальце, а там уж что делать, сам решай».

Подивился Иван, а Zеркальце припрятал, да и стал брата названого ждать-поджидать. Вошёл Яхья в шатёр, улыбается сладко. Взял тут Иван Zеркальце волшебное, глянул. Видит он, не шатёр это вовсе, а пещера смрадная, логово змеиное, гадами да гадёнышами кишит. И не на ложе он, а на капище поганом, путами-щупальцами опутан. Утекает по ним сила живая, вот-вот уже вся выйдет. И не брат названый пред ним, а змей трёхглавый, щупальцами опутал, жизнь по капле высасывает. Сам раздулся, точно комар, вот-вот лопнет, а всё ему мало, от жадности причмокивает.

Ужаснулся Иван, ухватил щупальце да и выдрал с корнем. Взвыл тут змей лютым воем, взвыли все гады с гадёнышами, «Не смей, — шипят, — издохнешь! Только нашим попечением живот имеешь!»

Не слушает Иван, щупальца рвёт, а чувствует — правду говорят гады. Как отдерёт щупальце, так мука мученическая, терпеть уж невмоготу. Вспомнил он тут про Zеркальце волшебное, да и хвать им об пол. Раскололось Zеркальце на мелкие осколочки. Взвились те осколочки, разлетелись, все щупальца разом посекли, гадов с гадёнышами рубят, змею трёхглавому морды режут — уязвляют. Воют гады, визжат, извиваются, а поделать им и нечего. Поднялся Иван-богатырь, слаб ещё без колдовства вражьего, на ногах пошатывается, а чует, что силы полегоньку возвращаются, да не змеиные, поганые, а свои собственные, чистые да здоровые. Собрался он с духом, да и вон за порог.

Осколочки же от Zеркальца волшебного разлетелись по свету, несутся над Русью-матушкой, хочешь не хочешь, а посмотришься, всю правду о себе да о людях узнаешь: кто духом чист, кто мерзок, кто сердцем светел, кто черен.

Иной скоморошествовал да дурака валял, а в Zеркальце глянул, и держится бодро, не дрогнет, будто уже и не скоморох вовсе, а витязь, за Родину и собратьев встать готовый. Другой же всю жизнь в белые одежды рядился, мудрецом да праведником величался, жизни учил, а в Zеркальце видно стало его гнилое нутро и побежал он без оглядки во земли чужие, жжёт ему ноги земля Русская. Даже дух злой от Руси отлетел, марево душное рассеялось. Стало на Руси зябко да бодро, неспокойно да вольно, страшно да весело.

Вышел Иван-богатырь, встал супротив змея поганого, вдохнул вольный воздух полной грудью, оскалился задорно и оскалилась с ним вместе вся Святая Русь, а чему дальше быть, то Бог рассудит и время покажет.

А и сильные, могучие богатыри на славной Руси! Не скакать врагам по нашей земле! Не топтать их коням землю Русскую! Не затмить им солнце наше красное! Век стоит Русь — не шатается! И века простоит — не шелохнется!

Новый Летописецъ
https://vk.com/club144975977