RussiaPost.su Глобальная политика
В 1910 году на масонском съезде в Брюсселе было провозглашено, что «человечество идёт к вселенской международной организации. Из этой организации впоследствии будут созданы международные правительственные организации. В недалёком будущем человечество придёт к идее создать органы международного законодательства и международный парламентский союз».
За этим решительным заявлением загадочных масонов, не представлявших из себя в начале ХХ века ничего серьёзно-политического, но умело надувавших щёки, стояла влиятельнейшая группа финансовых и промышленных англосаксонских магнатов. Их штаб-квартира находилась в 35-этажном небоскрёбе в Нью-Йорке по адресу Бродвей 120, в силу чего эту группу условно назвали «Бродвейским сообществом». «Клуб банкиров» объединял таких китов финансово-промышленного мира Америки, как Джон Пирпонт Морган, Джейкоб Шифф, Кун, Лёб, Крейни и так далее – больше двадцати фамилий. В том же здании располагались офисы директоров Федеральной резервной системы США, руководителем которой в то время являлся банкир Пол Варбург, родной брат финансового советника Вильгельма II и родственник Джейкоба Шиффа — главного русофоба Америки того времени. Там же расположился офис очень интересной компании «Америкэн Интернешнл Корпорейшн». Сфера её деятельности туманна, как Альбион, но бюджет составлял $50 миллионов, а в учредителях засветились те же крупнейшие банки J.P. Morgan & Co., Kuhn, Loeb & Co., National City Bank. Б
Британию в «Бродвейском сообществе» представлял резидент МИ-6 в Америке Уильям Вайсман, старший партнер в «Кун и Лёб». Весьма необычный офицер разведки Вайсман выполнял распоряжение не столько собственного непосредственного начальства, сколько Альфреда Милнера – наследника Сесила Родса и главы «Круглого стола», руководителя Великой ложи Англиии «Джойнт Сток банка», непосредственно связанного с главным казначеем Британской короны бароном Ротшильдом.
Вышеперечисленную публику в Скандинавии представлял легендарный человек, незаслуженно обойдённый вниманием историков, киносценаристов и литераторов. Его зовут Улоф Ашберг. В России имя этого «советского шведа» связывают со становлением банковского дела РСФСР и СССР, а также с грандиозной аферой по вывозу ресурсов России за рубеж. С 18 августа 1922 года Ашберг — генеральный директор «Роскомбанка», преобразованного впоследствии во «Внешэкономбанк». Но это будет позже. А в 1912 году Ашберг, не имеющий никакого профильного образования и опыта работы в финансовой отрасли, основал в Стокгольме собственный Nya Banken, позже сменивший название на Svenska Ekonomibolaget.
Представьте себе, что человек, без медицинского образования вдруг начал лечить людей, да не просто советом и пилюлями, а производить сложнейшие хирургические операции. Примерно такая трансформация произошла и с нашим Ашбергом. Его «Новый банк» в первые же месяцы своего существования засветился как инвестиционный, что требует высшей финансовой квалификацией! Такое впечатление, что с первых дней работы на банковском поприще за нашим Улофом незримо стоял кто-то более солидный, направляя его деятельность твёрдой профессиональной рукой. Кто это — стало понятно накануне войны, когда Ашберг отправился в США и сразу же, буквально стоя на трапе корабля, установил деловые связи с «Нью-Йорк Эдисон компани», входившей в финансовую группировку Джона Пирпонта Моргана, с общим акционерным капиталом в двадцать миллиардов долларов, что по курсу того времени составляло около 66 млрд. рублей. Для сравнения — в это же самое время стоимость всех ценных бумаг царской России не превышала двадцати пяти миллиардов рублей. “Ниа банк” и его хозяин, скромный, начинающий стокгольмский финансист, стремительно взлетели на орбиту крупного международного бизнеса и даже оказались причастными к некоторым событиям тайной дипломатии….
Менее чем через год после начала войны Ашберг был принят министром финансов царской России Барком, а летом 1916 года в Стокгольме произошла тайная встреча товарища председателя Государственной Думы Протопопова и члена Государственного Совета Олсуфьева с неофициальным представителем германского ведомства иностранных дел Фрицем Варбургом, где обсуждались возможные условия мира между Германией и Россией. Протопопов назвал Ашберга организатором и участником данной встречи. Практически сразу информация о конфиденциальных контактах представителей Германии и России оказалась известна британской и американской разведке, но прежде всего — журналистам, поэтому предполагаю — дискредитация самого факта переговоров и возможного сепаратного мира были главной целью всего спектакля.
(Пётр Льво́вич Барк, эмигрировав после революции в Англию, принял английское подданство, был награждён английским орденом, возведён королём Англии в рыцарское достоинство и получил титул баронета. Завидуйте, козыревы, фридманы, чичваркины и ходорковские)
Ранее все вышеперечисленные лица — Протопопов, Барк, Ломоносов, Терещенко — вместе с Ашбергом участвовали в создании специального Заготовительного военного комитета во главе с генералом Алексеем Васильевичем Сапожниковым, уполномоченным закупать оружие и прочие товары напрямую у американских производителей. До начала 1917 года через комитет Сапожникова и Nia Banken прошло 800 контрактов на сумму пятьсот миллионов рублей. При этом более восьми миллионов осело в петроградском отделении Сибирского банка на счете Мечислава Козловского – ещё одной легендарной, незаслуженно забытой личности, игравшей до революции ключевую роль в финансировании революционного подполья. Но о нем позже.
От генерала Сапожникова нити заговора, украшенные коррупционными гирляндами, ведут к генералу Крымову, а от него — к Алексееву, Рузскому, Теплову… Все они – участники так называемого генеральского заговора против Николая II. В их рабочих кабинетах к февралю 1917 уже завелись домашние тапочки председателя Думы Родзянко и его соратника Гучкова. Думская оппозиция, кроме генералов, имела широкую и всестороннюю поддержку великосветского общества, входящего в свиту императора. И они же в разное время «светились» в качестве клиентов банка Ашберга. В своих письмах и мемуарах банкир упоминает фамилии графа Дмитрия Шереметьева, графа Александра Воронцова, графа Альфреда Велепольского, князя Павла Енгалычева, князя Виктора Кочубея, князя Михаила Кантакаузена, отца и сына — князей Белосельских, генерала Ильи Татищева, генерала Максимовича, Свечина, Гадона, графа Нирода. Все эти генералы, адмиралы, князья и графы — носители наиболее известных фамилий — Куракины, Барятинские, Оболенские, Горчаковы, Трубецкие, Шуваловы, практически весь «цвет империи» был так или иначе вовлечен в государственный заговор, финансируемый из британского Сити и американского Уолл-стрит…
Однако «не графьями единственными» жива была революция 1917. Банкиры — люди обстоятельные, вели свою работу сразу во всех слоях общества. Ни одно сословие, ни один класс не должен был остаться вне революционного процесса. Одно из действующих лиц, задействованных в механизме «шатания режима снизу» — Абрам Животовский, а по совместительству дядя и тесть интернационалиста Троцкого, он же компаньон Барка и заводчика Путилова, акционер «Русско-Азиатского банка», совладелец «Шведско-Русско-Азиатской компании» — то есть партнёр Ашберга. Именно через этот банк и эту компанию от имени министра финансов Российской империи Барка в 1916 году пошли официальные закупки оружия в США для российской армии, на что моргановский Guaranty Trust выделил 50 млн долларов кредита, три четверти которого сразу же разошлось по частным счетам…
Деловым представителем Животовского в США являлся Соломон Розенблюм, известный также, как офицер британской разведки Сидней Рейли. Офис, где Рейли вёл деловые операции, находился в Нью-Йорке по всё тому же упомянутому адресу — Бродвей 120, бок о бок с «Бродвейским сообществом». В одном офисе с Рейли размещался некий Вайнштейн, владелец газеты «Новый мир», редактором которой являлся профессиональный революционер Троцкий, а в состав редколлегии входят Бухарин, Коллонтай, Урицкий, Володарский, Чудновский. В этом же здании (какое совпадение!) располагалась и банковская контора Вениамина Свердлова, близкого друга Розенблюма-Рейли и брата другого профессионального революционера Якова Свердлова. Нежные, искренние чувства представителей фининтерна и коминтера были горячи, тесны и взаимны!
Они дублировались в Швеции, где Улоф наш Ашберг активно работал с так называемой группой Ганецкого, известного тогда под другим именем — Я́ков Станисла́вович Фюрстенбе́рг. Это ещё одна личность, широко известная в очень узких кругах, весьма приближенная к Ленину. 31 марта 1917 года, во время проезда Владимира Ильича через Стокгольм, Ганецкий был назначен членом Заграничного бюро ЦК (вместе с В.Воровским и К.Радеком). А накануне Первой мировой войны, с марта 1914 года, Ганецкий делил жилплощадь с вождём мировой революции в местечке Поронин на русско-австрийской границе. В том же году стал исполнительным директором созданной Парвусом (ещё одна легендарная личность, помните такого?) экспортно-импортной фирмы Fabian Klingsland, причём совладельцем фирмы был старший брат Ганецкого — Генрих Фюрстенберг, а её представителем в Петербурге — Евгения Маврикиевна Суменсон, их двоюродная сестра.
Евгения Маврикиевна – мастер по дореволюционному обналу, партнер (и не только деловой) адвоката Козловского, шустро маневрируя между Швецией и Петроградом, только за первые 6 месяцев 1917 сняла наличными и передала революционному адвокату на революционные нужды 750 тысяч рублей. И это при том, что в «Сибирском Банке» в Петрограде сальдо счёта самого Козловского в июле 1917 превышало 2 000 000 рублей!
Мечислав Ю́льевич Козло́вский — тот самый юрист, который облекал в строгую правовую форму первые декреты Советской власти. Председатель Малого Совнаркома (1918—1920). Во время революции 1905 года был членом военно-революционной организации и стачечного комитета в городе Вильно. А в 1917-м адвокатская контора Козловского работала в поте лица, обеспечивая бесперебойное финансовое обеспечение революции, за что и была вознаграждена особым вниманием контрразведки России.
Революционерам здорово повезло. Царские спецслужбы рыли землю, пытаясь обнаружить в партийной кассе немецкие деньги. Это дало бы возможность обвинить большевиков в государственной измене. Английские и американские финансы контрразведчиков не интересовали.
Связка Козловский-Суменсон-Ганецкий — не единственный канал доставки англосаксонских денег в предреволюционную Россию. Александр Гаврилович Шляпников, единственный члена ЦК РСДРП(б) в России в феврале 1917, честно пишет в собственных мемуарах, как летом 1916 отправился в Америку за деньгами для партийной работы. Провел там 2.5 месяца весьма плодотворно. «Товарищи дали мне немного денег», в результате чего большевик, прибывший в США III-им классом, обратно отправился в буржуинском I-ом.
То есть после 1910 года началось и к 1917 году полностью оформилось полноценное и весьма взаимовыгодное сотрудничество фининтерна и коминтерна по уничтожению существующих империй, кстати — не всех… Про это конкретно и недвусмысленно заявлено в Манифесте ЦК РСДРП(б), принятом в Берне в далеком 1914 году:
“Ближайшим политическим лозунгом социал-демократии Европы должно быть образование республиканских Соединенных Штатов Европы, причём социал-демократы будут разъяснять всю лживость и бессмысленность этого лозунга без революционного низвержения монархий германской, австрийской и русской.”
Обратите внимание! В этом серьезном программном документе, где важно не только каждое слово, но и знаки препинания, в качестве мишени перечислены все европейские империи, за исключением самой большой — Британской. Не считаю это случайностью. Как совсем не случайностью является неопровержимый факт:
И Февральская, и Октябрьская революции финансировались из одного англосаксонского кармана. А еще точнее — из денег, изъятых через коррупционный механизм из казны Российской империи. Правило «Против России, за счёт России на руинах России» родилось раньше сформулировавшего его Бжезинского.
Тесные взаимовыгодные связи фининтерна и коминтерна продолжились и даже выросли после Октябрьской революции. Ещё бы им не продолжится! Долг, он ведь платежом красен! Совсем как галстук пионерский: «он ведь с нашим знаменем цвета одного!» Укоряющие современное высшее политическое руководство РФ в мягком отношении к «нашим западным партнера», оцените, насколько трепетно относился к англосаксам ленинский революционный Совнарком!
Долг красным революционным платежом красен!
В самом начале 1922 года в журнале «Экономист» Александр Николаевич Фролов, инженер путей сообщения, ученый в области эксплуатации железных дорог, написал статью о так называемом «паровозном заказе за границей».
Возглавив на короткое время Народный комиссариат путей сообщения, Лев Троцкий заключил со шведской фирмой «Нюдквист и Хольм» договор о закупке 1000 паровозов за 200 миллионов золотых рублей. Получив деньги, а это примерно четверть золотого запаса страны, шведы отгрузили всего 36 паровозов.
О странностях этого «паровозного дела» и написал Фролов. В статье выражалось недоумение по поводу столь странного способа хозяйствования. Фролову стало не совсем понятно, как можно было заказать в Швеции 1 000 паровозов на заводе, который до этого выпускал в год не более 40 штук (речь шла о заводе фирмы «Нюдквист и Хольм»)! Как в этих условиях тогдашнее руководство могло сразу же выдать огромный аванс золотом (по информации Фролова — это было 15 миллионов золотых рублей) и готово было ждать несколько лет ради постройки новых заводских корпусов, зданий для рабочих и т.д.
Фролову было непонятно, почему эти деньги нельзя было выделить тому же Путиловскому заводу, выпускавшему до 225 паровозов в год еще до начала 1-й Мировой войны.
По данным Фролова, весь железнодорожный заказ за рубежом был сделан на сумму 200 миллионов рублей золотом. Но эти деньги можно было потратить на то, чтобы «привести в порядок свои паровозостроительные заводы и накормить своих рабочих — вот как мне рисуется задача обращения 200 миллионов золотых рублей в 1 700 паровозов».
Реакция на статью со стороны Ленина была неожиданной. Он предложил Ф.Э.Дзержинскому, как главе ВЧК, немедленно закрыть журнал, а что касается его сотрудников и авторов, то дал им следующую оценку: «Все это явные контрреволюционеры, пособники Антанты, организация ее слуг и шпионов и растлителей молодежи. Надо поставить дело так, чтобы этих «военных шпионов» изловить и излавливать постоянно и систематически и высылать за границу».
Показательно поведение одного из главных фигурантов «паровозного дела» — Ломоносова Юрия Владимировича — того самого, что был товарищем царского министра путей сообщения и крупно засветился в аферах с военными заказами. На допросах ЧК он хамил даже самому Дзержинскому, отказывался отвечать на вопросы насчёт пропажи половины «паровозных» денег и просто переадресовывал всех к Ленину.
Забегая вперед — в 1927 году Юрий Владимирович решил не возвращаться в СССР и уехал в Англию, где в квакерском интернате Leighton Park, а потом в Кембридже учился его сын. Пламенный революционер принял британское гражданство, получил политическое убежище, чем (как и Барк) окончательно снял вопросы, на кого он работал всю свою сознательную жизнь.
Тише и скромнее прошли операции с золотым запасом.
Большевикам от Золотого запаса Госбанка России осталось ни много ни мало 852,5 тонн (остальное было вывезено за рубеж ещё царём), из них 95,5 тонн Совнарком отдал Германии за Брестский мир по секретному протоколу, около 17 тонн — прибалтийским странам (любовь Ленина к прибалтам всегда носила какой-то страстный иррациональный характер), а также Польше и Турции 3,97 тонн. 505 тонн в августе 1918 года захватили войска Колчака в Казани, поэтому у Ленина на начало 1920 года остаётся 425.8 тонн (с конфискованным у населения), но уже к маю 1920 года большая часть «золота Колчака», 290.6 тонн, возвратилось в Москву.
В Госбанке РСФСР на весну 1920 после всех затрат было 509 тонн золота. 1 сентября 1921 года в золотом запасе страны Советов по документам осталось всего… 57 тонн (данные к началу Генуэзской конференции, по книге «Движение золотого запаса России в 1921-1933 гг.» Обухов Н.П.) История золотой аферы до сих пор зияет белыми пятнами и грифами «Секретно». Приходится рыскать по разным источникам в попытках собрать мозаику тех событий.
В марте-апреле 1920 года из Нижнего Новгорода, где хранилась часть золотого запаса России, в Стокгольм через Ревель и Вильно, под эгидой кооперативной полугосударственной организации «Центросоюз» (Всероссийский центральный союз потребительских обществ), было отправлено восемь «золотых посылок» из 2200 ящиков с золотой монетой царской чеканки и 665 слитками чистого золота.
В своих воспоминаниях «Среди красных вождей» первый невозвращенец СССР Георгий Соломон откровенно писал о секретном снабжении Коминтерна за границей, о переплавке золота в якобы шведские слитки: «Назначив меня в Ревель, советское правительство возложило на меня обязанность снабжать актуальной валютой все наши заграничные организации, а также и многочисленные тайные отделения Коминтерна, пожиравшие массу денег…»
Сохранились свидетельства и других уполномоченных продавцов золота. Максим Максимович Литвинов, полпред РСФСР в Эстонии в конце 1920 года, написал об участии в прорыве «золотой блокады» довольно откровенно и подробно: «В 1921 г. я состоял главным уполномоченным СНК по валютным операциям и по реализации нашего золота за границей. Я находился в Ревеле и через мои руки прошло несколько сот миллионов рублей нашего золота, проданного мною за границу…это золото находило своё последнее убежище в кладовых американского Резервного банка. Это отнюдь не было тайной, об этом были информированы и «Банк де Франс» и другие банки.
Сам Ашберг писал об этом так в своей автобиографии: «Особый интерес в наших общих с торговой делегацией сделках представлял экспорт российского золота. Оно продавалось, главным образом, Франции и Соединённым Штатам…».
Однако наиболее ярко проявилось сотрудничество коминтерна и фининтерна в деле разграбления России под прикрытием иностранных концессий в СССР.
30 ноября 1917-го Льва Давыдовича навестил директор Федерального резервного банка Нью-Йорка Уильям Томпсон. Очевидно, что встреча прошла конструктивно. В декабре 17-го Томпсон направил послание британскому премьеру Ллойд Джорджу, в котором нахваливал режим Ленина-Троцкого. По возвращении в США «волк с Уолл-Стрит» принялся колесить по штатам с публичным призывом признать Советы.
Не иначе как в Смольном банкиру что-то пообещали. В 1918-м в беседе с английским резидентом Брюсом Локкартом помощник Томпсона расписал как досужие слухи то, что в Советской России его шеф хочет получить алтайскую медь, что он уже получил для себя 500.000 акров лучших лесов в России, Транссибирскую железнодорожную магистраль, монополию на российскую платину. Слухи слухами, но перечисленное до боли напоминает список активов будущей концессии «Лена Голдфилдс».
30 апреля 1925 года председатель Государственного концессионного комитета Пятаков распространил следующую справку среди участников Пленума ЦК РКП(б): «Концессионер находится в непосредственной связи с американским банком «Кун, Леб и К°», который должен произвести основное финансирование концессионного предприятия». В альянсе с этим банковским синдикатом находился и семейный бизнес Гарриманов. Железнодорожная империя отца Аверелла Гарримана – Эдварда полностью финансировалась Яковом Шиффом из «Кун, Леб и К°».
Договор между советским правительством и акционерным обществом The Lena Goldfields Limited был заключен 14 ноября 1925 года. Но еще 11 мая, за полгода до подписания документа, Time Magazine сообщал, что контракт является крупнейшим с момента большевистской революции и даёт компании хорошую компенсацию за потери, понесённые во время национализации: «Концессия покрывает область около 1,5 миллиона акров полей золота, серебра, меди и свинца, стоимость которых была оценена в 150 миллионов долларов».
То есть после революции коминтерн и фининтерн в тесной кооперации увлеченно делили Россию, паразитируя на её ресурсах. Казалось, нет никакой возможности прекратить эту вакханалию «светлого будущего» для отдельных избранных. Однако нашла коса на камень.
В начале февраля 1925 Сталин направил следующую записку членам Политбюро:
«По сути дела мы сдаем в концессию не Ленские прииски, а необъятные территории Восточной и Западной Сибири… Центр договора собственно не в золотых приисках, а в свинце, цинке и меди, имеющих решающее значение для войны. Сдаются в концессию не только месторождения этих и подобных им металлов, но еще леса, угольные шахты, железнодорожные ветки, подвижной состав, речные пристани, пароходы и баржи, рыбные промыслы, пахотные земли и т.д. и т.п. Это будет целое государство в государстве со своим радиотелеграфом, со своей авиацией, со своей валютой, ибо господа концессионеры признают только доллары и фунты. Это будет наиболее привилегированное предприятие из всех существующих государственных предприятий, ибо оно не платит ввозных и вывозных пошлин на целый ряд лет, и оно совершенно свободно от контрольно-ревизионного надзора государственных органов. Это есть в полном смысле слова монопольное общество, получающее неслыханные привилегии на 50 лет за мизерную плату (5-6% валовой добычи)…».
Сталина с его озабоченностью зубры революционного движения Троцкий, Пятаков, Радек, Ганецкий и другие, в 1925м откровенно послали. Они пожалеют об этом позже, в 1937, когда следователи НКВД будут вдумчиво выколачивать из «пламенных революционеров — соратников Ильича» ключи управления их личными анонимными счетами за рубежом, в банках Ашберга, Моргана и других деятелей фининтерна. Страстная любовь фининтерна\коминтерна на этом этапе резко обрывается, а вторжение Запада под знаменами Третьего Рейха становится неминуемым.
Эти и другие малоизвестные исторические факты я постарался упаковать в художественный полуфантастический формат и представить в книге «Распутин-наш. 1917»
Сергей Васильев
https://aftershock.news
